— Тут, — показал я.

— А сейчас?

Синева осталась на той же ладони, словно пытаясь меня провести.

— Здесь же, — сказал я.

— А сейчас на какой?

Яркое свечение щедро разлилось сразу по двум ладоням.

— На обоих, — ответил я.

— А теперь?

Сияние исчезло отовсюду.

— Нигде, — сказал я.

Ковалевский посмотрел на меня гораздо серьезнее, наконец поверив без всяких “предположим”.

— Опишите, что видите.

— Да я могу вам показать, — отозвался я.

Мои глаза пробежались вокруг него и предсказуемо уперлись в стену — невидимую, но очень плотную, без единой лазейки, за которой надежно прятались его эмоции. Несколько мгновений в кабинете стояла тишина — лишь Ковалевский задумчиво постукивал пальцами по столу.

— Хорошо, — медленно произнес он, — я вам позволю, но при малейшей выходке…

— Вы меня накажете, — закончил я за него.

— Я вас заставлю почувствовать, — холодно продолжил он, — что значит умирать…

— Выходок не будет, — пообещал я.

В следующий миг стена вокруг него будто рассыпалась на части, выпуская наружу оранжевые волны любопытства — такого сочного, какого я, в принципе, не ожидал от этого едкого человека в сером костюме. Внутри он, оказывается, гораздо ярче, чем снаружи. Нетерпеливо разбегаясь по сторонам, эти волны обволокли весь кабинет, заметно добавляя ему красок. Мысленно их перехватив, я развернул обе свои ладони. На одной тут же послушно заплясало синее свечение, которого мой собеседник не видел, а на другой из всполохов любопытства появилась его точная сверкающая копия — иллюзия, которую Ковалевский увидел. Не сводя глаз с моей руки, он распахнул свою ладонь, и там плавно разлилась точно такая же синева, видимо, родившись из волн уже моих эмоций, которые я не скрывал — главным образом потому что не умел.

— Можете закончить, — сказал Ковалевский.