— На Среднюю Азию? Иран? Синьцзян? — произнес генерал армии. — Синьцзян...

— Ну, вот, мы, наконец, и дошли до ключевой темы нашего разговора. Очень серьезного разговора, Эндрю. Мы его откладывали, но время настало. Да, Китай. В ближайшие годы мы приступим к его... Эх, плохо мне даются такие ваши слова, но это — удачное, меткое слово... У-на-се-ко-мле-ни-ю. Вот! Да!

— Понял... — неопределенно ответил начальник КОКСа.

— Отлично, что понял, Эндрю. Это цель номер один. И маховик, подчеркиваю, должен начать раскручиваться уже сейчас. Нас определенно не устраивает то, что творится у Китая внутри. Неважно, что внешне он пока ведет себя строго согласно договоренностям, соблюдает правила игры, проявляет здоровый национальный интерес на международной арене, не переходя красные линии. Нас не устраивает его потенциальная мощь. Не устраивает категорически. Сейчас его экономика, наука, его армия и военно-промышленный комплекс еще не столь сильны, как будут через десять лет. И поэтому мы должны действовать без промедления. Мы должны жестко принудить Китай к тому, чтобы его внутренние процессы были полностью нам подконтрольны, а излишек ресурсов, в том числе их золотые мозги, они должны отдать нам. И чтобы никаких параллельных, помимо нас, интеграционных процессов. Это наше категорическое требование, это консолидированная позиция глобальных владетелей. Я ясно излагаю?

— Да, Билли, продолжай, — сказал Беляков-старший.

— Мы окружили Китай со всех сторон. Черед за севером. То есть за вами. Время пришло. Ваши владетели тянули время, виляли хвостом, мол, и нашим, и вашим. Мы с пониманием к этому относились, каждый хочет как можно больше богатства и власти, в том числе глобального уровня. Но время не ждет. Счет пошел на годы. В мире идут экономические и политические преобразования. Под это дело нам надо подчинить Китай и сделать нашу власть над планетой абсолютной и непререкаемой. Нашу общую власть.

— А мы, владетельные семьи России, где, по-вашему, будем в этой конструкции?

Бутчер строго посмотрел на Белякова.

— Как я понимаю, ты говоришь не от своего имени, а от имени этих семей?

— Совершенно верно.

— Ну, так вот. Всё зависит от вашей вовлеченности. То, что вы уже приобрели, за вами так и останется. Включение в общие институты? Но я же тебе говорил об этом еще в конце тринадцатого, в Киеве, помнишь? Проявите себя в противостоянии на нашей стороне — и мы примем вас, отведем вам место.

— Когда мы завершали неестественный строй, вы тоже обещали...

— Ну, Эндрю, дорогой мой, ты же понимаешь, что это не так-то просто. Еще раз повторяю, если забыл мои слова: глобальный владетельный круг складывался столетиями. А ты хочешь, чтобы вот так быстро. Мы ценим то, что вы открылись нам. Мы уважаем вас. Пока вы не начали требовать себе сверх того, что может дать естественный ход процессов, мы вас всячески обхаживали. Мы включили вашу страну в «большую восьмерку». Что же касается вхождения в глобальные институты, то туда не принимают, так сказать, «списком». Только конкретные семьи, за которыми стоят активы и вес... А что касается качества и веса активов, которые вы выставляете, то за несколько десятилетий они, скажем так, обесценились немножко... Нет союзников, нет стратегических отраслей... Мы понимаем, конечно, что для нынешней вашей социальной системы то, что наращивалось в рамках красного проекта, просто не нужно, вы оптимизируете структуру, отказываетесь от лишних обременений, и это правильно. Но тем не менее...