Желая вновь дотронуться до ее обнаженной кожи, он провел ладонями вдоль тела девушки, заставив ее и свою одежду вместе с оружием упасть беспорядочной грудой к ногам, затем потянул Фэллон на ковер из мха и травы.

Кожа к коже, тело к телу – это было тем, чего жаждал Дункан в первую очередь. Все остальное подождет.

– Прикоснись ко мне, – шептала Фэллон, проводя по спине юноши, – позволь мне вернуться к тебе. Вернись ко мне.

Когда они вновь стали единым целым, под кожей и в воздухе заискрился свет. Фэллон чувствовала, как он вливается в нее, заполняет пустоту. Требовалось уйти, чтобы вновь обрести решимость. Но сейчас настала пора вернуться, чтобы найти любовь.

И удовольствие. Удовольствие ощущать биение сердца Дункана, силу его рук, его вкус, контуры тела под пальцами.

Здесь, с ним, Фэллон могла уступать или требовать. Отрекаться от контроля или брать желаемое. Здесь, с ним, она могла вновь чувствовать радость, которую утратила.

Дункан перехватил запястья девушки, чтобы она не отвлекалась. Чтобы перестать отвлекаться самому. Затем посмотрел ей в глаза, в которых отражался лунный свет, а когда медленно коснулся губами ее губ, то вложил в поцелуй всю душу, сорвав все покровы.

«Ты мой свет».

Фэллон чувствовала, как тает, и тоже выпустила на свободу мысли, сердце, эмоции, вкладывая их в поцелуй.

«Ты тоже мой свет».

Они слились воедино, окутанные сладостным воздухом, омытые мягким зеленым мерцанием, среди которого исходившее от них сияние сверкало, подобно сверхновой звезде. Когда оно чуть угасло, они лежали на ковре из травы. Фэллон притронулась губами к коже над сердцем Дункана и спросила:

– Ты меня простил?

– Вероятно, – рассеянно отозвался он, водя кончиками пальцев по спине возлюбленной. – Я на тебя и не злился. Вернее, периодически. Скорее волновался, как и все остальные. Где ты была?

– Везде, – вздохнула Фэллон, опуская голову на грудь Дункану. – Сначала мне просто требовалось побыть одной, вдали ото всех. Горе казалось таким огромным. Однако причина заключалась в этом только отчасти. В мире так много незаселенных земель, что я без труда отыскивала безлюдные места. Мне с самого рождения рассказывали о предначертанной судьбе, о том, что необходимо совершить. И это знание лежало на сердце тяжким грузом. С тринадцати лет ноша только увеличивалась и увеличивалась, пока я не перестала с ней справляться, а потому сказала себе, что всем придется обойтись какое-то время без меня. Потому что знала, что ты продолжишь мое дело. Ты, родители, братья, Тоня, Арлис, Джонас, все остальные взвалили на себя эту ношу. Если это было эгоистично, богам пришлось бы с этим смириться, так как я не могла вести войска в бой, когда мое сердце истекало кровью. Как не могла и просить кого-то следовать за мной к цели, которую больше не видела.