Светлый фон

А кроме того, в этом жанре можно писать, не опасаясь, что вас назовут коммунистом. Это последнее пристанище для людей, которые хотят думать в наше время, когда сторонники маккартизма полагают само наличие мыслей опасным. Меня все еще ни разу не обвинили в коммунизме, хотя я возражал в своих текстах против сжигания книг, излишней механизации, контроля над мыслями и фашизма. Думаю, это потому, что действие моих историй происходит в будущем.

Таким образом я избегаю славы психа. Если кто-то пишет о людях, которые родятся через пятьдесят лет, он же не может иметь в виду нас? Разумеется, это ошибка. Именно нас-то я имею в виду. Вас, вашего соседа и еще вон того человека, который стоит у вас за спиной. В нашем будущем еще будет много Мак Карти, Гитлеров, Сталинов и Франко. Я хочу заключить их в пластиковый куб и протянуть вам, чтобы вы разглядели их со всех сторон. Вот в чем смысл моих рассказов. Я беру за шкирку убийц и мелких склочников и выставляю их на всеобщее обозрение. Я не хочу, чтобы меня подвергали цензуре и рассказывали, что я должен видеть, делать, думать, о чем мечтать и что чувствовать, будь то Общество защиты животных, Дочери американской революции или вообще Лига американских покупательниц. Я писатель и уважаю печатное слово, но при этом я человек и хочу, чтобы меня оставили в покое и всех остальных тоже оставили. Я не хочу, чтобы сжигали книги, не хочу, чтобы существовали черные списки, клевета и фаворитизм. И чтобы это предотвратить, я могу только писать рассказы о будущем. Брать современных людей и современные проблемы и преувеличивать их. А если я слишком увлекусь проповедями, можете выгнать меня с моего места – пусть его займет тот, кто умеет рассказывать истории и развлекать. В конце концов, именно развлечение читателя – главная цель футуристических рассказов. Ну а если они заставляют людей думать, тем лучше.

Мне кажется, что современные реалистические романы никуда не годятся, потому что на самом деле они лишены реализма. Они демонстрируют нам не лицо реальности, а только обтрепанную фигуру, плохо выбритые щеки, грязные уши, отвисшую грудь, мутные глаза. По-моему, проблема реализма в том, что авторы не знают своих героев. Если бы они их знали, то поняли бы, а поняв, написали бы такой полный и достоверный портрет, что герои стали бы симпатичными и вызывали бы сочувствие. А вместо этого они вульгарны, отвратительны и ничтожны. Даже если кому-то очень надо писать о жестоких убийцах и полуграмотных проститутках, они должны быть описаны так выпукло и подробно, чтобы читатель в конце книги воскликнул: «Господи, упаси от такого», а не «Какая гадость!». Человечек с крысиной мордашкой, стоящий в темном дверном проеме и вкалывающий себе героин в руку при помощи английской булавки не мог бы стать героем Шекспира, но, если изучить его как следует, можно было бы хотя бы написать, что с ним случилось и как он в это превратился. Многие писатели не способны осознать и описать, что в раннем возрасте человек обладает определенным достоинством, но постепенно теряет его. Именно поэтому многие люди не любят реализма. Чтобы в историю поверили, писать о падении нужно, не забывая о старой доброй чистоте, преданности, гордости и мужестве, чтобы трагедия [неразборчиво] …утрату добродетели, сколь угодно незначительной, но все же имеющейся в каждом.