— Я иду к вратам байкпарадайса, — промолвил Ури и с силой оттолкнулся от перевернутой долбленки.

Пора! Пора в последний путь!

Ури, готовясь уйти в морскую бездну, отчаянно взмахнул руками, как бы прощаясь с дольним миром, и ступни его оперлись на что-то твердое. Дно. Небольшие, приятно теплые волны окатывали шею байкера. Он оказался на мелководье. Это открытие мгновенно отрезвило Ури. Он удивленно осмотрелся. Небесное видение растворилось в черноте космоса, а над горизонтом возвышался огромный темный массив.

"Суша! Суша!"

Рыкнув, Ури сделал шаг, и тут икру левой ноги пронзила очередная судорога.

— Баггерхелл! — байкер яростно забил по поверхности руками.

Он приближался к берегу рывками, медленно и неуклюже. Наконец, когда уровень воды спал ниже пояса, судорога отпустила байкера, и он, тяжело дыша, нетвердо зашагал прочь из воды.

На берегу Ури набрел на старую коряку, залез под нее и, на всякий случай, вытащив нож, забылся глубоким сном.

Ранним утром байкера разбудил жуткий голод. Ури с трудом поднялся, посмотрел вверх. На посветлевшем небосклоне тухли последние звезды. Пошатываясь, Ури вспомнил о ночных видениях.

— Рано звонить в колокола, — пробормотал он, смутно представляя, что такое колокол, так просто говорилось в судьбоносных балладах древних, — рано небо тревожить впустую… я еще поживу…

Ури осмотрелся. Берег был обрывист, и взобраться на него представлялось затруднительным. Особенно ослабевшему человеку. Байкер побрел вдоль кромки воды, надеясь найти какую-нибудь тропинку, ведущую наверх, но вместо этого обнаружил несколько кустов дикой смородины, растущих на склоне и покрытых густыми россыпями зеленых, еще не успевших созреть ягод. Не долго думая, Ури набросился на них. Жадно, почти рыча, он срывал ягоды вместе с кистями спешно пережевывал их и, не успевая как следует проглотить, принимался за новые соцветия. Наесться Ури так и не удалось, он лишь слегка притупил голод. Зато теперь ощутил боль в боку. Рана, нанесенная костяным гарпуном несколько дней назад, болезненно пульсировала. Кожа вокруг нее покраснела и заметно припухла.

— Загноение… — пробурчал байкер, — только начинается…

Когда Ури был еще подростком, его дед, Харлей Верномыслящий, рассказывал, что до Великой погибели гноящиеся раны лечили с легкостью. Но теперь любое заражение могло обернуться летальным исходом.

Ури видел, как мучаются пораженные сепсисом, как зараза медленно, но неуклонно проникает внутрь живого организма. Покраснение вокруг зияющей дыры постепенно расширяется, кожа становится бардовой, а затем черной. Вонючая бледно-розовая сукровица также темнеет. И запахи, запахи! Сладковатые, невыносимо тошнотворные. К ним невозможно привыкнуть. Человека спасает лишь ампутация конечности. И то не всегда.