– Не хочу! – пронзительно крикнул племянник и вцепился в Натана. – Уйди! Дядя, прогони его!

– Лучше я.

Когда Валентина вошла, Бреннона охватило ни с чем не сравнимое облегчение. Почему-то ему показалось, что теперь ребенок будет в полной безопасности.

– Виктор, принеси из дома теплые одеяла. Как тебя зовут? – Она опустилась на колено перед мальчиком и положила руки ему на плечи.

– Дэни…

– Валентина, – с улыбкой представилась вдова. Бреннон почувствовал, что бьющий мальчика озноб слабеет. – А спать ты не хочешь?

– Нет, я не хочу… – Дэни завороженно уставился в глаза Валентины, зевнул, сонно заморгал и склонился к ней на плечо.

Миссис ван Аллен подхватила его на руки и поднялась.

– Здесь есть тихое место, где можно его уложить?

– Диван в моем кабинете к вашим услугам, – заявил Бройд. Бреннон даже не знал, как давно шеф здесь находится. Он проник внутрь с бесшумностью тумана, хмуро оглядел всех присутствующих и осведомился: – Ну, какие действия мы теперь предпримем?

– Действия? – переспросил комиссар. Он покосился на Редферна, который отвел в угол Пег и что-то шептал ей, застегивая у нее на шее амулет; оглянулся на Джен, Лонгсдейла и пса, которые стояли в коридоре у двери; вспомнил лицо Полины Дефо и процедил: – Сейчас я вам объясню насчет действий.

Ночь на 1 марта

Ночь на 1 марта

Свет горел лишь в одном окне, на втором этаже, в папином кабинете, как маяк, требующий: «Иди сюда!» Дядя открыл дверцу кареты, спрыгнул наземь и протянул руку племяннице. Маргарет задумчиво накручивала на палец цепочку амулета. Лодочка с ампулой согрелась в ее ладонях.

– Ты все еще можешь отказаться, – мягко сказал комиссар.

Девушка очнулась от раздумий.

– Нет. Ни за что.

Она выбралась из кареты, обмотала свое и дядино запястья цепочкой амулета, спрятала лодочку в ладони. Комиссар поправил их рукава, чтобы прикрыть цепочку, и повел девушку в дом.

«В дом, но не домой», – подумала Маргарет. С той самой секунды, как она увидела Дэни, ее не отпускало странное, тянущее чувство – не только чувство вины, но и смутное ощущение потери от того, что она утратила право называть этот дом своим, ведь если бы не она – ничего такого с ее семьей не случилось бы. Девушку охватило оцепенение, словно от нервного напряжения все ее чувства выцвели.

«Это я, – мисс Шеридан поднялась по ступенькам, – это из-за меня. А они даже не знают! Даже не представляют, почему это с ними произошло! И я не могу… – Она впилась в руку дяди. – Почему я не могу никого защитить! Меня защищают все, а я – никого!»