– Можно?

– Заходите, – Калерия бросила взгляд на часы. До конца рабочего дня оставалось еще изрядно, но и планов на оставшееся время хватало.

Один отчет чего стоит.

Осляпкин и вошел, как и был, бочком, прижимая обе руки к груди. Вошел и дверь закрыл. Уставился на Калерию круглыми несчастными глазами. С прошлой беседы он изменился мало, разве что ныне облачен был не в домашнее, но в спецовку, пусть и чистую.

– Я… хотел сказать вам спасибо большое.

– Пожалуйста, – осторожно ответила Калерия, прикидывая, как бы отказаться от благодарности, которую иные люди спешили выразить в материальном, так сказать, воплощении.

– Все переменилось… как вы и говорили. Больше не ругается, – Осляпкин расплылся в счастливой улыбке. – А тут… еще говорит, что ребеночка бы завести. Я ее на ребеночка долго уговаривал, а она все отказывала.

– Рада за вас.

– Только вы не подумайте, что я вас за этим всем беспокоить… это я так… – он вновь замялся и сделал глубокий вдох, собираясь с духом. – Вы извините, пожалуйста, если оно не к вам, но вы как человек знающий…

– Что случилось? – спросила Калерия.

– Дух неупокоенный.

– Дух?!

Осляпкин закивал.

– Я уж его отваживал, отваживал… и в клуб писал жалобу. И Галочка к ним тоже ходила ругаться, что по-за них у нас теперь дома покою нет. И на меня тоже ругалась, но так… не всерьез… он вроде и не сильно мешает.

– Дух? – еще раз уточнила Калерия. – Неупокоенный?

– Ага… я-то сперва что подумал? Дом-то старый, еще до войны поставленный. Я его, конечно, подправивши, а все одно… скрипит. Дерево рассыхается и скрипит. Но оно иначе скрипит. Как дерево. Понимаете?

– Нет, – честно призналась Калерия.

Осляпкин же почесал за ухом.

– Дерево, оно как скрипит? «Сквик-сквик». А тут иначе. «Сквир-сквир». И главное, когда?

– Когда?