Светлый фон

С каждым шагом наклон горы становился всё круче. Миновав последние дома, тропка резко оборвалась, словно завершившая работу портняжная нить. Широкие каменные ступени, очевидно, естественного происхождения, полукругом поднимались на плоское плато. В высокой скале, воинственно вздымающейся из самого его центра, хорошо просматривался тёмный зев пещеры.

Перед первой ступенью Ранован остановился.

— Храм Памяти, — ответил он на незаданный нами вопрос. Почтение и трепет в его голосе выдавали особое значение этого места.

— Вы не с нами? — подала голос Тира.

Юноша с видимым сожалением покачал головой:

— Нет…  Рэи-мэрато желает видеть в Храме только вас. Такова его воля.

 

Грот встретил нас коротким сумрачным коридором. В конце его просматривалась такая же узкая высокая арка как и та, через которую мы попали внутрь. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел, что её прикрывает занавесь из множества плетёных из лозы длинных «кос», свисающих с каменного потолка. В точности так же в поселении обустраивали входы в дома…

Отчего-то эта деталь придала уверенности в том, что ничего плохого нас не ждёт.

Я сделал шаг вперёд, раздвигая «косы» плечом — и, забывшись, замер у самого порога, окунувшись в море мягкого золотого света…

Свечи!…  Несчётное количество ярких маленьких огоньков глядело на нас со всех сторон, словно диковинные светлячки, облепившие стены круглой широкой пещеры. Казалось, достаточно лишь неосторожного движения — и они замечутся, закружатся, взмывая под высокий свод…

В самом верху, подрагивая, сливались с камнем тени, создавая иллюзию ничем не ограниченной высоты. Им вторили пляшущие под дуновениями сквозняка тёмные пятнышки, робко прячущиеся за пламенные язычки. Неповторимый «живой» узор на стенах и полу невольно приковывал взгляд, заставляя зачарованно следить за тем, как свет и тьма бесконечно перевоплощаются друг в друга — но сам миг перехода всякий раз оставался неуловим.

За моей спиной восхищённо вздохнула Тира. Антонио подавил восторженный возглас. Шаэриэнн молчала — но почему-то мне без труда удалось представить её зелёные глаза, широко распахнутые в изумлении…

Я непроизвольно втянул ноздрями воздух, пахнущий можжевельником и сосновой смолой — к нему примешивался едва уловимый аромат каких-то неизвестных благовоний. И тогда в гулкой торжественной тишине, наполняющей всё вокруг, до моих ушей донеслось это…

Шорох.

Нет, шёпот.

Шёпот тысячи голосов, едва уловимых на самой грани слуха…  Слова, одновременно знакомые и неизвестные, расплываются, теряются — достаточно попытаться разобрать, расслышать хотя бы одно. Удивлённый вопрос…  резкий ответ…  нежное воркование…  колыбельная песня…  грубый окрик…  испуганный вздох…  Что это?