Сложно — вернуться.
Фернандо тем временем успел изучить бумаги и, наконец, подал голос:
— Я не смогу стать вторым ключом, брат. Мы связаны кровью, ритуал не примет.
— Я знаю. Ключом станет Ганс.
— Что? — Фернандо бросил беспокойный взгляд на Лиону и покачал головой. Времени на ответ у него не осталось: с глубоким судорожным вдохом жрица пришла в себя.
— Они… — Лиона сглотнула, закашлялась в коротком приступе, и Фернандо протянул ей стакан воды:
— Не торопись.
— Чёрного не стало больше, Ваше Величество. Но сами нити… Они изменились. Не знаю, как сказать вернее. Раньше чёрное всегда путалось: завязывалось узелками, переплеталось, пачкало кляксами нити душ. А теперь среди них появился порядок. Это сложно описать… Я думаю… Будто их что-то тянет.
— Тянет, говоришь… — император сам себе качнул головой. — И тянет на север? Спасибо, Лиона. Иди, отдохни. Позвать слуг, чтобы тебя проводили?
— Я распорядился сразу, — Фернандо коротко указал на дверь. — Служанка уже ждёт. Я зайду позже убедиться, что всё в порядке.
Лиона слегка покраснела, благодарно поклонилась и вышла. Император скрыл усмешку: о связи этих двоих он давно знал, но никогда не был против. Не стоило сомневаться, что Фернандо лично проследит, чтобы с его сокровищем всё было в порядке.
Позже.
— Мне спускаться за Ним? — голос советника прозвучал тихо, но жёстко. Он и так знал ответ.
— Да, приведи Его. Мы не будем ждать возвращения птиц. Раз откликнулась даже Изнанка — на счету каждый миг.
Короткий кивок, шаг прочь, но Фернандо всё равно замер в дверях, обернулся:
— Ганс… Он же сын Рудольфа. Эти три года ты многому учил его сам и даже хотел доверить воспитание наслед… младшего принца. Ты уверен?
— Мы собираемся дать волю оружию, силе которого нет и не будет равных. Я не вижу других путей защитить наш народ. А ты видишь, Фернандо?.. Молчишь… Значит, сам понимаешь. Ганс хороший мальчишка, мало кто верен мне так же беззаветно и сильно. Пускай он ещё слишком юн, но для паладина первое поручение — всегда великая честь.
Фернандо не стал отвечать. Быстрым шагом вышел прочь. Император легко мог представить, как трое с ним во главе спускаются в забытое крыло подземелья. Как скрипит ключ в проржавевшей, веками не видевшей гостей двери.
Как тихо звенят цепи и поднимает грязную голову последний из бессмертных. Тот из Пяти, кому уйти не позволила… глупость и вера в смертных.