Внутри собора было прибрано со всей тщательностью, на которую способны человеческие руки. Но всё равно следы кровавой драмы, развернувшейся здесь, полностью скрыть не удалось – двери были проломлены, расставленные по местам скамьи и предметы церковной утвари все в зарубках от клыков и когтей такого размера, какого не бывает у самых свирепых хищников Земли.

Маранта смотрела на гигантское изображение Инци распятого на кресте. Так вот, как это было! Одно дело – бронзовое распятие в их церкви, и совсем другое, здесь, в соборе. Маранта помнила настоящего, живого Инци, и никогда не видела его казнённым. Тогда они с Михалом сидели, стараясь не высовывать нос в бандитско-таможенном убежище, сдерживая себя, чтобы не попытаться освободить Руфуса силой оружия. Всё о казни Инци узнали, когда было уже поздно, и это едва не послужило причиной для чёрного отчаяния! Хорошо, что падре Микаэль Панкратий был рядом и поддержал их, объяснив, что очередное принятие Инци крестных мук, это ещё один шаг к победе добра, ради которого он и приходит на Землю.

А вот Диана и Золас, наоборот, видели Инци только распятым, и, конечно же, не один раз заходили в этот собор, о котором знали инциаты всего обозримого мира.

Наверное, художник тоже видел эту казнь, так-как сходство было потрясающим! Инци был изображён за мгновение до смерти – в груди уже зияла рана, нанесённая копьём, но глаза казнимого были открыты и возведены к Небесам, будто он пытался разглядеть там что-то. Может быть трон своего Отца?

Маранта вздрогнула, увидев эти глаза. Она очень хорошо знала их… Вернее, такие же… Нет, скорей, подобные… Ну, почему и как так получилось, что у Лесы такие же глаза… как у Инци?..

Ларни и Стефан в один голос утверждают, что видели эту странную серебристую голубизну у Сато, дочери повелителя Тьмы. Пусть так, но причём тут Леса? Маранта советовалась с ныне покойным падре Микаэлем Панкратием, но тот ничего не смог ей объяснить. Посоветовал только поменьше ломать голову над тем, что, скорее всего не дано постичь человеческому уму!

Воительница вознесла короткую искреннюю молитву, как это делал Лоргин в те времена, когда она не считала ещё себя убеждённой инциаткой. Она просила за старшую внучку и младшего сына, а также за всех своих детей и внуков. Она просила за всех, кого повела с собой в этот поход, и за тех, кто остался дома. Она просила за своих врагов, и обещала сразить их без гнева и жестокости. Она никого не забыла, но её молитва содержала не более десяти слов! Как? Это доступно тем, кто воин не только телом, но и духом. И тем, кто верит не умом, но сердцем. Иногда в двух словах можно выразить больше, чем в двух тысячах слов!