«Таковы мужчины», – подумала Джеана, не в силах сдержать вновь подступившую горечь. Война велась со всей жестокостью, какую только можно себе представить, но солдаты – даже мувардийцы – склонялись перед знаменем и жезлом герольда.

И теперь они будут смотреть, словно мальчишки, замирая от восторга, благоговея перед древним символом, на то, что произойдет на равнине между войсками. Вызов богов! Каждая вера выставила на поле боя своего великого защитника, своего священного льва! Потом поэты напишут стихи и песни, будут петь их на пирах, в тавернах, во тьме под звездами пустыни.

– Придет ли когда-нибудь такое время, когда родиться женщиной не будет проклятием? – заговорила Миранда, не поворачивая головы. – Когда мы сможем сделать больше, – прибавила она, глядя на равнину, – чем стоять рядом, быть мужественными и смотреть, как наши мужчины умирают?

Джеана ничего не ответила. Она не смогла придумать достойного ответа. До этого дня она не считала бременем свою принадлежность к женскому полу, понимая, что ей повезло больше, чем другим, – с семьей, с друзьями, с профессией. Сегодня она не чувствовала себя удачливой. Сегодня она могла согласиться с Мирандой Бельмонте. Стоя на этом обдуваемом ветром холме, легко было с ней согласиться.

Внизу послышался новый звук. Обе армии оживились. Раздались громкие крики, звон мечей о щиты.

С противоположных направлений, с севера и с юга, два человека ехали навстречу друг другу через равнину к западу от Силвенеса.

Их никто не сопровождал, поэтому никто не узнал, что именно сказали друг другу Родриго Бельмонте и Аммар ибн Хайран, когда остановили своих коней на небольшом расстоянии друг от друга, одни в целом мире.

Однако через несколько секунд они спешились, развернули своих коней и послали их обратно, туда, откуда они прискакали по траве. Затем снова повернулись лицом друг к другу, и Джеана поняла, что Аммар произнес последние слова, а Родриго ответил ему. Затем они надели шлемы.

Стоя на своем наблюдательном пункте в тот ветреный день, она увидела, как каждый достал из-за спины висевший там круглый щит и обнажил меч.

На шлеме Родриго был изображен орел; на шлеме Аммара – узор из виноградных листьев. Она это знала, но видеть не могла: она стояла слишком далеко, и глаза ей слепило солнце, низко висевшее позади двоих мужчин. Они казались всего лишь силуэтами на фоне света, одинокими силуэтами. Даже кони уже отбежали далеко от них.

«Неправильно для женщины любить двух мужчин?» – спросила она прошлым летом, в темноте, у реки.

Не отрывая глаз от равнины внизу, Миранда скрестила на груди руки, словно что-то крепко прижимала к себе. Джеана видела у Родриго точно такой же жест, год назад, в залитой луной Орвилье. Интересно, думала она, если у них с Аммаром будет достаточно времени, у них тоже появятся общие жесты, как этот? И появится ли у них ребенок, которого можно любить так же сильно, как стоящая рядом с ней женщина и мужчина внизу любят своих сыновей?