Парализующие разряды, похоже, ни капли не подействовали, хотя лужа расплавленного месива, в которую по щиколотку опустился мужчина, ярко свидетельствовали об исправности оружия.

Прежде, чем Хан осмыслил увиденное, здоровяк прыгнул через всю пещеру, схватив Хана за горло огромной ручищей и без труда оторвал его от земли. Хан ударил темнокожего по лицу рукоятью бесполезного теперь бластера с такой силой, что раскроил щёку до кости, но здоровяк, похоже, этого не заметил, обхватив другой ручищей подбородок Хана и принявшись с рыком размахивать им туда-сюда, словно тряпичную куклу.

Затрещали суставы, и как будто что-то хрустнуло в шейных позвонках, но вместо крика из горла Хана вырвалось только сипение. Он успел всерьёз задаться вопросом, не стоило ли прислушаться к Лее с её идеями не раздражать незнакомца, и тут вдруг Лея сама напомнила о себе, выкрикнув нечто такое, что сквозь заложивший уши рёв звучало как «Стой! Если он погибнет — умру и я!» — и тогда неистовый вопль стих, тогда как онемевшим конечностям Хана вернулся кровоток.

— Отпусти его, — потребовала Лея, которая стояла с незаряженным карманным бластером в руке, и дуло оружия было приставлено к подбородку девушки. Палец Леи ходил ходуном на спусковом крючке. — Я не шучу.

Ручища верзилы расцепились, и полузадушенный Хан рухнул на землю. Здоровяк вновь развёл руки в стороны.

— А теперь отойди от него. Медленно.

Мужчина сделал шаг назад, но лишь один.

— Продолжай отходить.

Здоровяк упал на одно колено и медленно опустил правую руку к земле. В момент, когда ладонь коснулась люминесцентного лишайника, вся пещера вновь погрузилась во мрак.

Хан кожей ощутил, как мимо пронеслась молния; он попытался вслепую пнуть незнакомца, но промахнулся. Всё, что ему оставалось, это прохрипеть «Лея, берегись!»

— Хан… — Всё, что девушка надеялась сказать, прервали задыхающиеся возгласы и бульканье, которые сменились приглушёнными звуками борьбы. Хан вскочил на ноги и, не обращая внимания на темноту, бросился на источник шума. Он нарвался на подсечку, обрушившую его в полужидкую массу.

«Вляпался в самые неприятности», — мелькнула мысль. Хану удалось подняться на четвереньки… и в этот момент пол вновь затвердел, и окаменевшая масса крепко схватила ступни, икры, колени и руки до середины предплечий.

— Отпусти! — закричал Хан. — Отпусти меня, выродок! Не трогай её. Не смей трогать её! Лея!

Ответом стало лишь эхо, улетучившееся во тьме. Хан изловчился опереться на колени, тяжело дыша от подпитываемых отчаянием усилий. Он попытался высвободить руки. Пытался вновь и вновь, пока не захрустели локтевые сгибы, а ладони не свело судорогой. Хан уже не мог пошевелить и пальцем. Оставалось разве что шевелить пальцами ног, обутых в ботинки, но ноги были погребены и закреплены даже надёжнее, чем руки.