И уже лишь очутившись в своих покоях, человек сорвал с шеи ленту, швырнул на разобранную постель, в которой тихо таял морок.
Омыв лицо холодной водой, человек позвал:
– Матушка?
Тишина была ответом. И тогда он, пытаясь справиться с гневом, хлопнул по стене.
– Покажи!
Замок ответил дрожью. И все же… зеркало проступило из камня, черное, как окно в бездну. И там, в этой черноте, он услышал, как бьется сердце.
– Матушка, – человек ласково коснулся стекла. И то пошло рябью. В какой-то миг ему даже показалось, что оно треснет, что откроется само по воле. Но нет. Стекло осталось нерушимым. Лишь тень скользнула в глубине его.
И ответила.
Прикосновением на прикосновение.
Она была голодна, и он щедро поделился с ней свежею силой.
– Мало, понимаю. Но пока нельзя больше. Терпения, матушка. Терпения. Скоро уже… совсем скоро… я знаю, что нам нужно.
Он говорил шепотом, хотя комната была пуста.
– Жертва, – он с трудом оторвал холодеющую руку от стекла. – Я знаю, какая жертва освободит тебя… и всех нас.
Губы его растянулись в улыбке.
А из зеркала донеслось протяжное шипение.
– Уже недолго… совсем недолго… – он закрыл глаза, пытаясь унять сердце, которое пронзила острая боль. – Потерпи, матушка… я все сделаю. Я все сделаю правильно.