– Мама? – подошла поближе, тронула женщину за плечо.

Она вскинулась, отчаянно прижимая к себе драгоценную ношу и таращась безумным взглядом, в котором не увидела и грамма узнавания. Зато у меня развеялись последние сомнения.

– Мамочка, – ноги подкосились, и я осела на холодный пол.

– Нина, ну что же ты, – дрогнувшим голосом произнес Алим и подхватил меня на руки, бросив Игнату, – забирай Светлану и уходим.

Уже на пороге кельи, где брат замешкался, чтобы протиснуться с ношей на руках, расслышала тихое: «Костенька, наконец-то ты пришел за мной».

Всю дорогу до конторы Кальмана я проплакала на груди у брата. Он успокаивал, как мог. Волны спокойствия накатывали одна за другой. Однако усилия пропадали даром, стоило посмотреть на хрупкую фигурку, свернувшуюся калачиком на руках у Игната. Маму погрузили в сон, чтобы не привлекать внимания и не подвергать лишним потрясениям. А вот мне спать не полагалось. Возвращение в особняк напрямую зависело от меня, а еще предстояла незавершенная встреча с Бельским. Теперь понятно, отчего он вел себя так самоуверенно. Отдавая маму, князь ничем не рисковал. Ни один суд не примет во внимание показания сумасшедшей. Также оспаривалась передача прав на поместье, если Шумский его добился.

Но что означали люлька и сверток, напоминающий младенца? Мы с Данияром вышли из грудничкового возраста. Неужели, она родила в неволе? Могла ли мама на момент трагедии быть беременной? Если да, то это были ранние сроки, потому что животик я бы заметила. Получается, в руках Шумского остался настоящий наследник рода? Мой братик или сестренка? Ему или ей сейчас около пяти лет. Совсем кроха. Одаренная, иначе быть не может, и не прошедшая первой инициации.

– Нина, мы найдем ее, обещаю, – прошептал Алим, легко читавший мои эмоции, бьющие через край.

– Ее? – подняла на брата заплаканные глаза. – Ты видел?

В мыслях безумного человека наверняка творился хаос, но вдруг удалось что-то узнать?

– Я вижу младенца, девочку. Роды прошли с осложнениями. В обрывках воспоминаний мелькают образы захудалой деревушки. За Светланой присматривали, чтобы не сбежала. Но она бы и не смогла. Ослабела после ранения, да и плод вытягивал последние соки. Питалась впроголодь. Работала от зари до зари. Не будь этого ребенка, наложила бы на себя руки. Потеря семьи, мужа и твоя смерть ее подкосили. Староста, которому выделялись деньги на содержание, их себе прикарманивал. Однако ж зашевелился, когда сообразил, что пленница, не разродившись, на тот свет отойдет. Позвал ведьму, что отшельницей неподалеку жила. Та и спасла обоих, вытянула малышку из лап смерти. Родилась она, обвитая пуповиной, не дышала. Старосте ведьма внушение сделала, чтобы заботился о матери с младенцем, иначе жадность его погубит. За неполный год Светлана воспряла духом, ожила, души не чаяла в дочке. Радовалась, обнаружив у нее магические способности. Вот только не подумала, что они станут источником нового несчастья. Староста тоже углядел, что у ребеночка просыпается магия, и решил, будто хозяин щедро наградит его за добрую весть. Наградил. Спалил дотла вместе с деревенькой. Ребенка у Светланы отобрали, а саму ее заточили в подземелье. Там постепенно она и лишилась рассудка под крики умирающих на алтаре людей.