Что до обширнейшей библиографии по гаданию на картах и интерпретации символов таро, то я, хотя и свел с ней должное знакомство, не думаю, что она сильно повлияла на мою работу. Я главным образом старался внимательно смотреть на карты глазами человека, не знающего, что они собою представляют, улавливать подсказки и ассоциации и истолковывать их сообразуясь с некой воображаемой иконологией.

Начал я с марсельских таро, стараясь разложить их так, чтобы они выглядели как последовательные сцены пиктографического повествования. Когда карты, оказавшиеся рядом случайно, складывались в историю, в которой я усматривал какой-то смысл, я начинал записывать ее; так я набрал довольно много материала и могу сказать, что значительная часть «Таверны» была создана в этот период; но мне не удавалось разместить таро в таком порядке, который заключал бы в себе все рассказы и управлял повествованием, и я раз за разом менял правила игры, общую структуру и отдельные решения.

Я уже готов был сдаться, когда издатель Франко Мария Риччи предложил мне написать текст для книги о таро рода Висконти. Сначала я предполагал использовать уже написанные мной страницы, но вскоре понял: мир миниатюр XV века совершенно отличается от мира популярных марсельких оттисков. Не только потому, что некоторые Арканы изображены иначе (на миниатюрах Силой был мужчина, на Колеснице восседала женщина, Звезда была не обнаженной, а одетой), что в корне изменяло соответствующие повествовательные ситуации, но и потому, что эти изображения предполагали иное общество, с иными восприятием и языком. Из литературных сочинений мне сам собой пришел на ум «Неистовый Орландо»: хотя миниатюры Бонифачо Бембо были созданы на сто лет ранее поэмы Лудовико Ариосто, они вполне могли дать представление о мире, которым была сформирована фантазия Ариосто. Я тотчас же попробовал составить из таро Висконти эпизоды, вдохновленные «Неистовым Орландо»; без особого труда мне удалось построить серединное пересечение историй моего «магического квадрата». Потом вокруг него оформились другие истории, пересекавшиеся друг с другом, и получилось некое подобие кроссворда, где вместо букв — фигуры и к тому же каждый эпизод может быть прочтен в обоих направлениях. Через неделю текст уже не «Таверны», а «Замка скрестившихся судеб» был готов к опубликованию в роскошном издании, для которого предназначался.

В таком виде «Замок» снискал одобрение некоторых близких мне критиков и писателей, был подвергнут строгому анализу в международных научных журналах такими учеными, как Мария Корти (в журнале «Семиотика», выходящем в Гааге) и Жерар Жено (журнал «Критик», № 303-4, август — сентябрь 1972 г.); американский писатель Джон Барт говорил о «Замке» на лекциях в университете г. Буффало. Такой прием побуждал меня попробовать опубликовать мой текст не в художественном издании, а в обычной книге, без цветных иллюстраций.