Осторожно потрогала лицо. Пальцы нащупали тонкую полоску, которая закрывала глаза и крепилась на переносице и висках; невероятно легкий пластик, почти не ощутимый. Знакомая штука — их уже лет пятнадцать используют в больницах: защитный поляризованный блокиратор ультрафиолетовых лучей, специально для страдающих ретинальным КА. Они баснословно дорогие (одна такая добавит к счету за госпитализацию долларов пятьсот, и это с учетом страховки) и очень хрупкие. Зато просто потрясающе фильтруют свет — ничего лучше ученые пока не придумали. Я немного успокоилась: значит, не амплификация. Меня всего-навсего похитил ЦКПЗ.

Слабое утешение, но все же.

Кроме меня в комнате никого не было. Белая кровать, белое постельное белье, белая тумбочка со специальными резиновыми накладками на уголках (такую не удастся использовать в качестве оружия) и огромное темное зеркало во всю стену. Я прищурилась — за стеклом просматривался пустынный коридор. За мной никто не наблюдал. Еще одно очко в пользу моего «не-зомби» состояния. Зараженного обязательно караулили бы охранники, хотя в принципе логичнее было бы сразу пристрелить.

Я смогла заглянуть за «зеркало» только благодаря ретинальному КА. Для обычных людей подобное стекло непроницаемо, и невидимые врачи могут спокойно наблюдать за ситуацией. В прошлом остались тяжелые мониторы и громоздкое оборудование, теперь в палатах вы найдете только гладкие поверхности, ячеистые сети для сенсоров и невидимые беспроводные датчики. И пациентам удобнее, и докторам не надо лишний раз входить в комнату, где больной каждую минуту может подвергнуться амплификации. Профессия медика и так считается не самой безопасной, и многие выбирают что-нибудь понадежней, например, журналистику.

Хотя в данный момент вряд ли бы назвала свою работу безопасной. Я закрыла глаза. И сразу же увидела перед собой Баффи с потемневшими из-за вируса радужками, Баффи, которая перестала быть собой. Наверное, теперь я буду всегда ее видеть. Всю жизнь.

Келлис-Амберли — наша реальность. Мы живем и умираем, а после смерти пробуждаемся и бродим, набрасываясь на бывших друзей и любимых. Исключений нет. Родителям пришлось застрелить родного сына — казалось бы, это должно было наложить отпечаток на всю семью. На самом деле мы с Шоном тогда были еще слишком маленькими и ничего толком не понимали. Для нас вирус стал просто фоном, частью повседневной действительности. Не будь его, мы просто по-другому проводили бы время, не тыкали бы ни в кого палкой. Баффи и Чак — первые близкие люди, которых у меня забрал Келлис-Амберли. Инфекция затронула судьбу моих родных, она убивала наших знакомых, например, охранников в Оклахоме или Ребекку Райман (хотя ее мы знали только по фотографиям). Но меня это никогда не касалось напрямую. Раньше, до Мемфиса.