Царь нервно мерял шагами дворцовую залу, ища ответа, как жить дальше. Его мир – привычный, удобный, а главное – понятный, рушился на глазах. Он признавал могущество ЙаХаВа, явленное многократно Вавилону, и не только ему, Даниилом. Однако в его мире всем заправлял Мардук. В прежние годы царь тихо осуждал своего отца за то, что тот пытался сделать покровителем Вавилонии Сина. Это казалось ему кощунством и непомерной гордыней. Однако теперь Мардук, похоже, скрыл от мира светлый лик, если уж его наместник и тень на Земле пытается уничтожить, вырвать с корнем возлюбленный богом праведных народ!

Видимо, прав был когда-то Даниил, прочитавший божественное послание, горевшее на стене неугасимым пламенем: «Время наступает». Новое, доныне неведомое время. Ни люди, ни боги не властны над тем, что грядет. Куда уж ему, земному государю, отыскать здесь верный путь, когда и мудрейшие, и величайшие мечутся, не ведая направления?

Валтасар тоскливо глядел на отражения факелов стражи в медленно текущем Евфрате, над которым зияло пустотой черное безлунное небо. Если кто и знает нынче верную дорогу, то один лишь Даниил. Только ему открыты помыслы богов, или вернее того, единственного бога, имя коего неизречимо, которого величают «Был, Есть и Пребудет вовеки». Он потряс головой, точно пытаясь отогнать наваждение. Неужто он и впрямь готов отречься от веры предков? От богов, веками хранивших вавилонское царство? «Не может быть!» – едва не вскрикнул государь. И отозвался эхом собственных слов: «Может».

Ночь была темна, но даже будь она в сто раз светлее, Валтасар не мог видеть того, что происходило посреди все еще зеленой, усеянной камнями равнины. Забытый всеми, брошенный на поживу ухеелям, Гаумата очнулся от внезапной боли. Осторожный ящер, все еще сомневаясь, мертва ли добыча, пробовал ее на ощупь острым крючком своего клюва. От нещадного укола под ребро бывший Верховный жрец надсадно застонал. Зная повадки ухеелей, он дернулся из последних сил, пытаясь взмахнуть руками. Получилось отвратительно, но пугливому стервятнику этого было вполне достаточно. Он взмыл в темное небо, раздосадованным криком давая понять кружащему там собрату, что это не мертвец, а гнусный подвох.

«Вот и все. – Гаумата тоскливо оглянулся, ища хоть что-нибудь отрадное для глаза и ума. – Я еще жив, но вряд ли надолго. – Голова кружилась и болела, отзываясь частым пульсом в висках при всяком, даже самом малом движении. – Эта девчонка… Эта дрянь пробила мне голову! Быть может, самую умную голову в Вавилонии, грязным камнем! – От этой мысли его почему-то особо передернуло. – И теперь мне, похоже, уже не встать! Слабость вскоре сменится полным бессилием. Ведь через несколько часов напиток Энлиля окончит свое воздействие!»