Фельдфебель полевой жандармерии открыл полированную дверь купе, и требование предъявить документы застыло у него на губах. Генеральский мундир пассажира, количеством звезд на груди напоминающий астрономический атлас, наводил службиста на мысль, что суровый тон здесь совершенно неуместен. Надменное лицо хозяина мундира свидетельствовало о том же. В полном молчании генерал протянул проверяющему документы, и тот, едва открыв их, в полном молчании поспешил взять под козырек и немедленно ретироваться.
— Кто там был? — поправляя на поясе кобуру со «штайером», спросил у старшего напарник.
— Его светлейшее высочество князь Миклош Эстерхази, — сбиваясь на шепот, взволнованно проговорил жандарм, — потомок надоров[21] Венгрии. Из самых близких к императору. Богат немерено.
— Ишь ты! Интересно бы знать, чего его сюда принесло?
— К чему тебе? — оборвал его умудренный годами службы ветеран. — Кто много знает, с того всегда есть за что спросить. А наше дело маленькое. — Он посторонился, пропуская в генеральское купе подтянутого денщика с подносом с чашками ароматного чая.
Фельдфебель уставился в окно, глядя на едва заметные в сумерках темные остовы мелькающих за насыпью деревьев, на черный от дыма снег и возвышающиеся невдалеке горы.
Ему было невдомек, как уголками губ усмехнулся генерал Эстерхази, услышав через неплотно закрытую дверь слова жандарма о пользе малого знания. Еще сегодня утром князь и помыслить не мог, что дела службы устремят его столь безотлагательным образом в земли предков. Еще утром он бушевал, обрушивая неистовый гнев на голову безответного, как утес в грозу, начальника имперской разведки.
— Я с самого начала говорил, что это была дурацкая затея — посылать в Россию цареубийцу. А еще более дурацкая — давать этой вздорной курице контакт Сальватора. Наши германские друзья чересчур много на себя берут. Стоит им напомнить, что мы союзники, а не какие-нибудь там приказчики, «чего изволите?»! Вы знаете, что теперь происходит в столице русских?
— Да, — коротко ответил начальник разведки. — Наш человек из Стокгольма передал по дипломатическим каналам тексты некоторых передовиц вчерашней и сегодняшней прессы. Организация Сальватора, вероятно, полностью уничтожена. Госпожа Сорокина не только не решилась стрелять в императора Николая II, но и выдала все, что знала и о чем догадывалась.
— Проклятие! — Князь Эстерхази одернул мундир и сложил руки на груди. — И что же прикажете мне нынче докладывать государю?
— Ума не приложу, — честно сознался Макс Ронге. — Это крупнейшая неудача со времени начала войны.