Лаис очень любила фиалки. Они напоминали ей о далекой родине, и хотя те, что росли у нее дома, были крупнее и несколько иного цвета, один взгляд на эти цветы дарил Лаис радость.
Теперь все было не так. Когда она отважилась заикнуться Чарновскому о своем выстраданном желании, он глянул на нее устало и невпопад сообщил, что улитка есть один из символов масонства, объединяющий строителя дома с его творением. Тогда госпожа Эстер обиделась на возлюбленного, даже топнула ножкой, но ротмистр, обычно столь предупредительный и учтивый, казалось, даже не заметил этого. Лаис поискала взглядом кнопку вызова прислуги и позвонила. Горничная появилась спустя минуту, готовая помочь госпоже одеться.
— Глаша, когда нынче пришел Михаил Георгиевич? — вдевая руки в рукава японского шелкового халата, поинтересовалась хозяйка.
— Сказывает, в третьем часу ночи, сударыня, — бойко отозвалась служанка, подавая широкий пояс — оби.
— Он у себя?
— Нет-с, изволили уйти.
Лаис отвернулась, чтобы не видеть свое отражение в зеркале. Она не желала, чтобы волшебное стекло возвращало ей отражение ее глаз с застывшими в уголках слезинками. Прежде Чарновский, просыпаясь, всегда целовал ее, шептал нежные слова…
— И давно он ушел?
— Да уж часа полтора будет.
— Сказывал ли, куда?
— Разве ж он мне докладывается? — Горничная покачала головой. — Знаю только, что еще с вечера его тут какой-то уланский корнет дожидался со смешной фамилией. Вот с ним барин чуть свет и ушли.
Лаис уселась перед трюмо и не в силах больше сдерживать непрошеных слез уронила голову на руки.
— Может, валерьяны подать? — ошарашенно глядя на хозяйку, сконфуженно поинтересовалась сердобольная прислуга.
— Ступай, — не поднимая лица из ладоней, скомандовала Лаис. Она чувствовала себя брошенной и одинокой. Эти мужчины с оружием в разнообразных мундирах, ведущие какие-то странные бесконечные разговоры, бросили ее, забыли. Сначала Конрад, появившийся было здесь, затем канувший невесть куда. Теперь вот ее ненаглядный Мишель. Нет, она решительно не может позволить с собой так обращаться! Она не какая-нибудь наивная девчонка из модной лавки, которую может поманить лихой гвардеец, а затем, заскучав, выкинуть прочь. Она Лаис Эстер! Это имя с почтением и восторгом произносят в Петрограде! Даже и при императорском дворе, и в семье государя некоторые ищут ее помощи и совета. Она решительно поднялась со стула.
Можно подумать, что эти пресловутые мужские дела важнее ее дел! Не важнее! В этот миг пелена гнева, покрывшая ее разум, отступила, как порою отступает туман, обнажая острые клыки скал перед мчащимся к верной гибели кораблем. Ее дело было и впрямь исключительной важности, но важности этой, похоже, ни Мишель, ни этот Лунев из контрразведки не осознавали!