Светлый фон
этакий натюрморт маслом по сыру: европейский корпус быстрого реагирования с гиканьем и свистом вламывается в ущелье и собирается там в кучу. Потому как вокруг — сплошняком крутые скалы, развернуться негде. Возможно, им даже удается потеснить абаров. И вот тут Дагоберт попадает в зону действия хаммари или храма, в общем, как бы там ни было — все на «х», но отнюдь не «хорошо». Тут занавес расходится в стороны, в храме меняют плюс на минус — и он начинает, точно помпа, тянуть энергию из всех собравшихся.

— Но ведь там же будут и абары, — усомнился Бастиан.

— Но ведь там же будут и абары,

— Может, после такой победы они больше не нужны будут хаммари, а может, он из них сделает зомби и оживит по окончании схватки. Соображаешь, какая крупная засада?

Может, после такой победы они больше не нужны будут хаммари, а может, он из них сделает зомби и оживит по окончании схватки. Соображаешь, какая крупная засада?

— Но ведь венца нет, а амулет хранится у Дагоберта.

— Но ведь венца нет, а амулет хранится у Дагоберта.

— Это верно. А потом, мне очень интересно, что будет делать наш пленник, если обретет свободу.

— Это верно. А потом, мне очень интересно, что будет делать наш пленник, если обретет свободу.

— Сергей, ты что, хочешь отпустить его?! — возмутилась Женя. — Но он же ничего не рассказал о том, как подойти к храму, какие там порядки, и…

— Сергей, ты что, хочешь отпустить его?! — Но он же ничего не рассказал о том, как подойти к храму, какие там порядки, и…

— Уважаемая коллега, как практикующий мозгопользователь, должен тебе авторитетно заявить — сам добровольно пациент ничего нам не скажет. Можно, конечно, вспомнить, шо здесь нет правил обращения с военнопленными, и применить к нему меры, как бы это так выразиться, реалистичного устрашения. Однако этот человек любит смерть больше, чем жизнь, и самое лучшее, что он сейчас для себя видит, — это героическая погибель. Я полагаю, мы не можем доставить ему такого удовольствия. Так что ответ на твой вопрос утвердительный — именно это я сейчас и сделаю.

— Уважаемая коллега, как практикующий мозгопользователь, должен тебе авторитетно заявить — сам добровольно пациент ничего нам не скажет. Можно, конечно, вспомнить, шо здесь нет правил обращения с военнопленными, и применить к нему меры, как бы это так выразиться, реалистичного устрашения. Однако этот человек любит смерть больше, чем жизнь, и самое лучшее, что он сейчас для себя видит, — это героическая погибель. Я полагаю, мы не можем доставить ему такого удовольствия. Так что ответ на твой вопрос утвердительный — именно это я сейчас и сделаю.