БОРИНСОН (Опасаясь разоблачения.) Какая-то ерунда. Ни рифмы, ни чувства.

ЭМИЛИЯ. Юлий так и говорил, что ты не разбираешься в поэзии. Они гениальны. Ах, если бы ты мог написать такие стихи! Вот скажи, можешь?

БОРИНСОН. Что ты… Никогда…

ЭМИЛИЯ. Конечно. В тебе нет возвышенного, нет способностей. Я прочту их Жанне. Надеюсь, уж она их оценит.

БОРИНСОН. Не вздумай! А вдруг и она не поймет?

ЭМИЛИЯ. Ну и что?

БОРИНСОН. И тебя ожидает еще одно разочарование.

ЭМИЛИЯ. Нет, я уверена – она оценит. Я уверена в Жанне больше, чем в себе. Она никогда не подводила нас. Это лучший секретарь из всех, что были у нас. Согласись, она ведь лучшая? Ты ведь… дорогой, считаешь ее самой необыкновенной?! Не так ли?

БОРИНСОН (в замешательстве). Обыкновенная, ничуть не лучше остальных.

ЭМИЛИЯ. А мне показалось, что она смотрит на тебя слишком пристально, прямо впивается взглядом.

БОРИНСОН (с надеждой). Ты и вправду так думаешь?

ЭМИЛИЯ. Я уверена.

БОРИНСОН. Пусть смотрит. Девичьему сердцу не прикажешь. Главное… я совершенно равнодушен к ней.

(Входят Жанна и Юлий.)