— Почему вы так думаете?

— Иначе они не знали бы, что им делать, — сказал Сорофьеве.

— Они много учились, — ответил Йавийюэн.

— Но когда? Когда они будут знать, что должны делать то, чему научились? Кто ими управляет, кто решает, что пора прекратить разговоры и начать стрелять?

— Они сами знают.

— Сами? — Голос Сорофьеве прозвучал недоуменно. — Вы позволяете своим военным самим решать, когда следует начинать войну?

«Наш субмастер плохо справился с домашним заданием, да?» — отправил Сал Лисс.

«Может, он и читал, да только не поверил», — ответила она.

Салуус собрал всю информацию по насельникам, какую мог. Удивительно, как мало он знал. Он был умен, хорошо образован, имел прекрасные связи, но сейчас чуть ли не краснел от стыда, понимая, как мало знает о существах, с которыми его собственный вид делит эту систему. Осознав, как мало интересует насельников юлюбисское человечество со всеми его проблемами, это самое человечество, казалось, решило отплатить им той же монетой. И это при том, что люди создали систему наблюдателей, которая обеспечивала межвидовые контакты на более высоком уровне, чем любая иная, исключая разве что еще десяток-другой таких же привилегированных систем, разбросанных по галактике. Но даже после этого люди не знали и не хотели знать о насельниках почти ничего. О них что-то знало немалое по численности меньшинство, но в этих людях видели помеху — эксцентричных, упертых ксенофилов. И только теперь, перед лицом страшной опасности, отчаянно нуждаясь в помощи насельников, они поняли, как были недальновидны.

Сал, читая о насельническом обществе, убедился в справедливости старого изречения: чем больше узнаешь, тем больше понимаешь, как мало узнал. (Это про Наскерон, подсказала ему Лисс, когда он впервые попытался выразить это чувство: непознаваемые глубины.)

— Конечно, наши военные сами решают, когда им начинать войну, — сказал Груноше, снова успокаиваясь. — Они в этом деле смыслят.

— Полагаю, что мне позволительно вмешаться, — сказал из своего газолета старший наблюдатель Меретий. — Все дело тут в том, что мы по-разному смотрим на военную мощь наших обществ. Мы — то есть люди, и тут, пожалуй, я взял бы на себя смелость говорить за всю Меркаторию, — смотрим на наших военных как на инструмент, используемый политиками, которые, конечно, правят от имени всего народа. Наши же друзья насельники, напротив, считают, что быть военным — это старинное и почетное призвание для тех, кто чувствует склонность к этому, что армия — это институт, достойный уважения за свою древность и выполняющий, впрочем вполне факультативно, долг защиты насельнических планет от внешней угрозы. Насельнических военных можно назвать пожарными командами, к тому же добровольными, и они принимают решения без санкции или контроля со стороны политиков. Понимаете? Смысл их существования лишь в том, чтобы как можно быстрее реагировать на чрезвычайные ситуации, — ни в чем больше.