— Что? — не выдержала я.

— Ничего.

— Тогда ломай.

Лесовик вздохнул и для начала просто толкнул дверь. Ему не нравилась моя затея, но раз уж назвался тенью, будь добр следовать по пятам. А мне было не до церемоний. Время убегало слишком быстро. Циферблат в моей голове неумолимо тащил стрелки по кругу, приближая определенный момент. Что это за точка я не понимала, но чувствовала, если не успею сделать, что задумала, все исчезнет. Изредка мне слышался сухой смех ткача. Его забавляло мое неведение и бессознательная тревога. Он-то, зараза, все знал наперед!

— Не заперто, — обрадовался Илам.

— Славно, — я вытащила из кармана баночку с пойманными по дороге светляками, потрясла, выводя духов из спячки. — Ну, пойдем… Ох, ты ж! — Стоило открыть дверь шире, нас накрыло плотной, почти осязаемой волной перегара, с нотками застарелого пота и канализации. — Мы по адресу…

Илам застыл с выпученными глазами, стараясь дышать через рот. Помогало плохо.

Я сжалилась над лесовиком, отдала защитную маску, а сама натянула на нос горловину балахона, еще и рукавом прижала. Иламу руки нужнее, если из темноты на нас кто-нибудь выпрыгнет.

Но никто и не думал прыгать. Даже вездесущие крысы и мохначи обходили лачугу стороной.

Дом состоял всего из одной комнаты, заваленной хламом почти под самый низкий потолок. Мы пробрались по извилистому ущелью в мусорных горах, и нашим взорам предстало вызывающее невольную дрожь и почесывание ложе. Единственный обитатель захламленного домика дрых, едва слышно похрапывая и всхлипывая во сне.

— Он?

— Без сомнений. Буди!

Илам легонько потряс спящего за плечо, потом сильнее, и сильнее. Человек не реагировал. Лесовик ухватил его двумя руками и встряхнул. Тот перекатил голову, как тряпичная кукла, хрюкнул и продолжил спать.

Я оглядела комнату, подсвечивая себе баночкой со светляками. Чего там только не было! Ящики, коробки, тряпки, сломанные игрушки, засохшие огрызки, основательно погрызенная мышами детская кроватка, закопченные горшки с отбитыми донышками, дырявые сапоги, один в один, как у Властелина, только коричневые. Лошадиная голова из папье-маше, куча разнообразных звездочек, женское платье, бутылки, много бутылок, старое кресло с изорванной обивкой и вылезшими пучками шерсти. Ведро. Отлично. Прежде чем Илам успел меня остановить, я подхватила его и выплеснула на спящего.

Мда…

— Кажется, это была вовсе не вода, — заметил Илам, и добавил: — впрочем, хуже ему не стало.

Человек открыл глаза, покосился на стоящего рядом лесовика и выдал все, что думает по поводу лесных бинти. И как умудрился разглядеть в полумраке и под маской? Цензурными в его тираде были только: сын, зеленомордый и задница.