Решив не спорить, я подчинилась, выставив правую ногу вперёд

– Не понимаю, как можно быть такой неуклюжей, – наклонив ее в сторону, он изучал синяк.

– Зачем из-за маленького пятнышка впадать в такую истерику? Будто у тебя их никогда не было?

Не моя вина, что благодаря стольким килограммом одежды, я потеряла возможность нормально передвигаться, и падала чаще, чем шла.

Он на миг задумался: – Нет, никогда. Я всегда аккуратен и осторожен.

– Вообще-вообще?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что ни разу не падал? – с недоверием посмотрела я на него. Не может так быть, чтобы человек ни разу не падал в своей жизни. Таких вообще не существует. Толчки, пинки, или хотя бы взять ночные пробежки по лесу, которые он так любил. Ведь там всегда есть обо что споткнуться.

– Нет, я даже когда учился ходить, делал все без ошибок и не спотыкался, в отличие от некоторых. Держу пари, ты много раз коленки била, пока научилась твердо стоять на ногах.

Это был камень в мой огород

– Врёшь, – произнесла я. Прожить двадцать два года и ни разу не споткнуться, звучало слишком пафосно даже для него.

Костя медленно омывал ногу, нежно водя губкой по коже, и я сильно жалела о том, что в течение нескольких дней ни разу не воспользовалась бритвой.

– Что это? – его пальцы замерли на шраме, который находился под коленкой. Некрасивый бугорок, хоть и рассосался со временем, все равно бросался в глаза.

– Собака в детстве укусила, – неохотно призналась я, – мне тогда семь было.

Парень нахмурился и ещё раз прошёлся пальцем вдоль него:

– Не думал, что у тебя такая плохая регенерация. Столько лет прошло.

– Это есть,– жаловаться о том, как долго проходят даже укусы насекомых, не хотелось. – Хотя некоторые виды порезов быстро затягиваются.

Прикосновения мягкого полотенца взволновали сердце, Костя осторожно поглаживал им ногу, стирая остатки воды, а затем, внезапно, прикоснулся в коленке щекой. Я вздрогнула, ощутив горячее дыхание на коже. В голове все мгновенно спуталось, прогнать или наслаждаться мгновением? Что выбрать?

– Ты хотела поговорить со мной об отъезде? – спросил он, не поднимая глаз.

– Да, – признание далось нелегко. Но сказать, о том, что единственная причина моего смирения – это он, не хотела.