— Если ты добьешься своего, ее сын больше не будет танцевать? Что ты этим хочешь сказать? Я думала, мы пришли сюда, чтобы вернуть Ликари.

— Это входит в мои намерения. Но я собираюсь добиться большего.

— И чего же именно? — холодно уточнила она.

Я почти мог прочесть ее мысли. О том, что он уже однажды не спас ее сына своим набегом на Геттис. Она хотела от него не грандиозных планов, а сосредоточенности на возвращении Ликари.

Мальчик-солдат набрал было в грудь воздуха, но, не успев ответить, отвлекся на хлопанье тяжелых крыльев. Полет стервятника совершенно не похож на совиный. Он не столько приземлился на ветку, сколько прервал ею свое падение. Она тяжело закачалась под его весом, и он глубоко вонзил в кору когти, распахнув крылья, чтобы поймать равновесие. Утвердившись на насесте, стервятник еще некоторое время суетливо приглаживал перья. И, только покончив с этим, вытянул длинную уродливую шею и склонил голову набок, чтобы один его глаз уставился прямо на меня. Птица разинула клюв, и мне показалось, что она беззвучно смеется.

— Поблизости что-то сдохло? — удивилась вслух Оликея. — Зачем сюда прилетел падальщик?

Орандула расхохотался вслух, хриплым карканьем заглушая непрестанный бой барабанов. Мальчик-солдат, не желая на него смотреть, перевел взгляд на часовых, изучающих его сокровища.

— Кто выбирает первым? — спросил у него один из часовых.

— Не спрашивай у него! Он не умеет выбирать вовсе! — закричал сверху стервятник.

Для меня его слова прозвучали совершенно отчетливо, и мальчик-солдат тоже нахмурился, но Оликея, похоже, даже не заметила, что птица что-то сказала.

— Кто выбирает первым? — снова спросил часовой.

Думаю, мальчика-солдата разозлила его настойчивость.

— Он! — огрызнулся он и ткнул пальцем в сторону второго стража.

— Что ж, — невозмутимо обратился первый к напарнику, — тогда дай мне знать, что приглянулось тебе, чтобы я мог выбрать тоже.

— Я еще думаю! — раздраженно ответил тот.

— Дай мне знать, что приглянулось тебе, чтобы я мог выбрать тоже! — эхом откликнулась сверху птица и снова зашлась зловещим каркающим хохотом.

Мальчик-солдат скрипнул зубами.

Затем из-за поворота тропы показался гонец Кинроува. Он бежал быстро и радостно скалился, словно нес редкостно хорошую новость.

— Вы можете их впустить, — выпалил он часовым. — Кинроув готов их принять. Он откроет преграду, но только для этих двоих! — На последней фразе он повысил голос.

Просители уже подтянулись ближе, чтобы расслышать его слова. Они ворчали и толкались, но вряд ли собирались прорываться в лагерь силой.