— Я могу убить тебя в любую секунду, сатрап, — произнёс я, когда тело убитого завалилось на спину. — И любого здесь. Я могу убить вас всех. Но я устал и болен, поэтому умоляю тебя, не заставляй меня делать лишнюю работу…

Сатрап, ошеломлённый происходящими событиями, спрыгнул с лошади и встал столбом.

За спиной раздалась серия винтовочных выстрелов, а затем болезненный рык. Я не стал оборачиваться, потому что знал, чем всё закончится. Ещё один выстрел, а затем характерные звуки, когда кого-то часто-часто протыкают штыками.

— Мне нужен тот ублюдок, который создал оборотней, — повторил я. — Пусть твои люди приволокут его сюда, живым и здоровым. И с личными вещами.

— Дастур, сделай, как он говорит, — приказал сатрап.

Мужик в позолоченных чешуйчатых доспехах, с цельнометаллическим шлемом-личиной, удалился к шатрам.

— М-м-м, голова болеть начинает… — тихо пробубнил я, после чего вынул из поясного кармана АИ-4. — Жизнь такое дерьмо, Ариамен… Вечно какие-то проблемы… Ну, ты знаешь это не хуже меня…

Вколов очередную дозу анальгетика, да-да, я называю наркоту анальгетиком, я выбросил шприц-тюбик и сфокусировал взгляд на сатрапе.

— Теперь мне нужно найти среди твоих воинов людей, у которых подходящая кровь, — сказал я. — Пусть человек сорок выйдут сюда, за ограду. Пока мы рядом, это снова безопасно. Поживее.

— Каких именно? — уточнил сатрап.

— Случайных, — пожал я плечами. — Я ведь не знаю наперёд, какая именно у них кровь.

Избранные персы начали выходить за ограду, испуганно озираясь и вглядываясь в ночную тьму. Оборотни приучили их, что за оградой их ждёт мучительная и унизительная смерть. Да и в черте ограды никаких гарантий…

— Руку оголи, — приказал я первому по очереди.

Приходилось мыть доску, записывать результаты и всё это прямо посреди ночи. Процедуры заняли час, но зато я получил целых шесть доноров! Можно начинать!

— Следите за суками, — приказал я немёртвым, когда развалился гемотрансфузионного аппарата. — Если начнут окружать или как-то иначе охуевать — в расход. Максимку берегите.

Кровь пошла прямотоком, моя сливалась прямо на землю, а персидская заливалась в меня. Неприятное чувство, конечно, ведь я с детства терпеть не могу переливание крови, но жизнь дороже.

Шли часы. Промедол уже не работал, поэтому жутко болела голова, но, кажется, постепенно боль становится слабее. Вряд ли, конечно, так на самом деле, ведь не исключено самовнушение, но посмотрим.

Мужичка, ответственного за всю херню, притащили к нам.

— Упаковать надёжно, положить в прицеп, — распорядился я. — Охранять тщательно, чтобы не убили и не выебали.