Даже в этом единении, которое крепко связало его с тысячами давно умерших протоссов, Джейк знал, что он находится в своем настоящем. И что он сейчас в страшной опасности. То, что он испытал, взывало к нему. Он не хотел уходить, но ему не давала покоя одна идея.

– Этот момент остановил протоссов на том этапе их существования, когда они разрывали друг друга голыми руками. Это спасло их. Что бы это могло сделать…

– Джейкоб… Это не для них…

– Это может быть…

И прежде чем ошеломленная Замара успела даже попытаться помешать ему, Джейк подумал это и тем самым сделал.

Розмари Даль замерла. Она не могла сделать ничего, кроме как сдаться тому, что неожиданно хлынуло в нее… И то же пришлось сделать капитану «Валькирии» Энглайе… И механику на его первом задании в глубоком космосе… И Элиссе, и Стиву, и перепуганному охраннику на пусковой площадке, и всем остальным, кто служил Итану и Валериану.

Это ранило, это обжигало, это очищало и распространяло каждого из них шире, чем когда-либо они могли представить, а ограниченные, неизменные человеческие умы делали то ничтожно малое, что могли, лишь бы объять это.

Мы.

Все.

ЕДИНЫ.

Розмари почувствовала, как сердце бьется в груди Теда Самсы. Она ощутила первый поцелуй Элиссы Харпер. Первое убийство Стива О’Тула. Вкус мороженого. Лай любимого пса. Крик новорожденного. Запах кожи младенца. Каждое воспоминание, ощущение, чувство, что испытывали сотни других людей, – все это ликовало в ней. Радость, от которой они смеялись. Трагедии, от которых плакали. Уязвленность, пренебрежение, улыбки, любопытство, скука. Все то, что составляет жизнь, индивидуальность, чувство самого себя – текло сквозь нее. Она наслаждалась их жизнями и знала, что они точно так же пробуют на вкус все прожитое ею…

Ненависть, страх, предубеждение оставались, потому что люди ненавидели, боялись и наносили другим вред. Но все это никак, просто никак не могло быть направлено против кого-то в этой связи, в этом круге, в этом глубоком и совершенном озере единства. Ибо кто смог бы ненавидеть свою правую руку? «Ведь твоя рука – это моя рука». Кто смог бы ненавидеть свой левый глаз? «Ведь твой глаз – это мой глаз».

На одно мгновение, длившееся вечность, капитан «Валькирии» был пойман в этом чувстве экстатического объединения, которое никогда прежде не испытывал. Он не мог произнести приказ атаковать. Розмари не могла ввести координаты прыжка.