А некоторые просто оттягиваются под музычку без всяких заморочек, как я, например. Сижу, глазею на девчонку за соседним столиком.

Она просто поражает мое воображение: под горящей солнечным светом кожей с нежным перезвоном переливаются изумруды, рубины, сапфиры. Глаза излучают бирюзовое сияние, рыжие волосы — пламенеющий костер, а тело покрыто золотой сетью от шеи до пят. При взгляде на эту сеть возникает ощущение глубины, начинает слегка кружиться голова, чувствуешь, как постепенно погружаешься в мерцающую бездну.

— Что-то ищешь? — Мой очарованный взгляд не остался незамеченным.

— Любовь, — отвечаю, заполняя ее опустевший бокал. — Я знаю — это твое имя.

Она смеется:

— Какой отстой! Ты откуда свалился, дауни?

Называется, приударил за малолеткой. Да и раньше, собственно, не умел ухаживать. То учеба, то аспирантура, то лаборатория. Говорила мама — учись, сынок! Выучился, послушался. Знала бы мама, куда приводят знания.

Зеленый кафтан, расшитый пурпурными нитками, меняю на рубище скулма.

— Кого ты, крошка, назвала дауни? — интересуюсь, прищурив один глаз. Девочка напряглась. — A-а! Наверное, вон того клоуна с острыми ушами и луком за спиной, — подсказываю ей.

Владычица каменьев нервно улыбается, бросая беспокойные взгляды то на меня, то на «толкнутого» эльфа. Ушастый за соседним столиком достает из-за спины катану. Откуда у эльфов катаны? Была бы программа «воздействие», приделал бы дурачку крылышки, осыпал светящейся пыльцой — и порхай, голубок, настоящим эльфом. Только скулму, которого сейчас я играю, никогда не купить такую программу, да и ни к чему она факельщику. Оторваться, нажраться и девочку заграбастать — предел мечтаний. А скулм с дорогой программой выглядит более чем подозрительно.

Цыкаю сквозь щербину в зубах, извлекаю из своей сумы свежий череп «старого». Изображаю самую добродушную улыбку, на которую способна моя покрытая шрамами физиономия.

«Валюту» видят все, и за нее я могу заказать все, что сердцу мило. Даже этого остроухого. Если захочу, сородичи сольют из его тела лего-кровь и принесут мне в черепе как коктейль. За черепами для этого и охотятся, чтобы делать из них чаши. Фишка, блин, у них такая. Уроды! Если ты пьешь из черепа, значит, ты крут, ты человек, ты решил проблему со «старыми», вышел из-под их контроля на свободу. Сначала было именно так — дети убивали родителей во времена «подростковых бунтов». Теперь обычай — пить из черепа «старого», и уже не важно, где ты его раздобыл.

— Лучше давай хлебнем «амброзии», — предлагает девчонка, тренькая камешками под кожей.