— Здравствуй, Юма, — вдруг произнес участковый и открыл глаза.

Деревня

Деревня

Ваньку уложили в телегу вдвоем. Участковый долгим оценивающим взглядом осмотрел группу замерших студентов и, кивнув Олегу, схватил одеревеневшее тело за плечи. Преодолев невольное чувство брезгливости, Берест взялся за ноги.

— Давай на три…

Мерный скрип телеги почти усыпил Олега. Глаза закрывались, и руки непроизвольно шарили по жесткой скамье, пытаясь удержать тело.

— Не спи, — участковый толкнул Олега в плечо, — нельзя при покойнике.

— Почему? — Берест спрыгнул с телеги и пошел рядом.

— Душа у него за тело цепляется, — ответила за участкового пожилая женщина, которую милиционер представил как Порфирьевну, и отогнала знойную зеленую муху, лениво кружившуюся над Ванькиной головой.

— Он живой еще, что ли?

Милиционер снисходительно взглянул на Олега, хмыкнул и ничего не ответил.

— Вам, городским, не понять, — снова вмешалась в разговор женщина. — Душа у него еще не успокоилась, назад вернуться хочет, да не может. Хозяин ее крепко держит.

— Какой хозяин? — Олег непонимающе уставился на Порфирьевну.

— Всего Хозяин, — вздохнула женщина, хлестнула вожжами лошадь и перекрестилась. — Ты заснешь, а покойник с твоей душой заговорит, к Хозяину вместо себя пойти попросит. А вдруг ты Хозяину больше понравишься и он тебя заберет?

— Вы про бога говорите, что ли? — усмехнулся Олег. — Так я в него не верю.

— Не верую, — наконец подал голос участковый.

— Что «не верую»?

— Говорить правильно надо «не верую». — Милиционер снял фуражку и положил себе на колени. — Веруешь ты или не веруешь, ему без разницы.

Разговор не получался. Олег вновь запрыгнул на подводу и, чтобы не заснуть, стал разглядывать летающих вокруг ласточек. Некоторые из них проносились прямо над головами, резко взмывали вверх и камнем падали к земле, едва не задевая ее крыльями. На развилке Порфирьевна свернула в лес.

Последняя ласточка, проскочившая перед подводой, унесла с собой все звуки. Деревня встретила оглушающей тишиной, не было слышно ни криков петухов, ни лая собак. Перестал шуметь даже ветер, словно уперся в пространство перед стоящими у самого леса домами. Вялый стук копыт и поскрипывание разболтавшегося колеса телеги — единственное, что нарушало тягучую тишину.