Эктус Бар осмотрел лежащую на коленях у матери девочку с совершенно ничего не выражающими глазами. Помимо страшно побледневшего лица и струйки слюны, стекавшей из уголка ее губ, он заметил еще огромное кольцо на безымянном пальце ее правой руки — кольцо, которое ему смутно о чем-то напоминало.

— К несчастью, мы не сможем немедленно вылечить ее, — сказал миссионер. — Мне нанес внезапный визит губернатор Платонии, и он ждет снаружи, когда я его приглашу войти. И не он один, но и три скаита инквизиции и около двадцати полицейских. Единственное решение — вы забираетесь в дерематы и рематериализуетесь на другой планете. Я подзарядил магнитные батареи — сообразно инструкциям Мальтуса.

— Моя дочь не выдержит еще одного переноса, — решительно заявила блондинка.

— Вы не можете покинуть эту комнату! Кардинал Киль способен приговорить всех в Бавало к огненному кресту, если узнает, что в миссия укрывали подпольные дерематы.

— Мы подождем, пока он уедет…

— Это грозит затянуться! Ему в голову пришла идея организовать службу стирания.

— Я подожду вместе с Йелль, — повторила блондинка. — Можете принести нам немного воды?

По решительному выражению лица своей собеседницы Эктус Бар понял, что только зря потратит время, пытаясь ее переубедить. Он вылез из пристройки, быстро убедился, что никто не входил в здание, пока его не было, и направился в кухню, примыкающую к его спальне. Там отец Эктус наполнил кувшин тепловатой водой, включив механический насос, который гибким шлангом соединялся с Гранд-Нигером и служил одновременно водопроводным краном и душем. В кои-то веки он принимал в Бавало посетителей, и надо же было им прибыть всем одновременно. У него было неуютное ощущение, словно он встречал две враждующие семьи, две семьи, которые внезапно навязались в гости и которым он любой ценой должен был помешать встретиться.

Блондинка чуть не выхватила кувшин из его рук и начала бережно смачивать его содержимым губы и лоб дочери.

— Я должен вас покинуть, — вздохнул Эктус Бар. — Как бы кардинал Киль не начал раздражаться моим отсутствием. Я дам вам знать, как только путь освободится.

Он тщательнейшим образом вернул шкаф на место у перегородки, прибрал разбросанную одежду (свою, потому как его любовницы уходили на рассвете такими же обнаженными, какими и приходили), которая валялась на подушках в комнате для переговоров, загнал под циновку самый бросающийся в глаза мусор, взгромоздил друг на друга скорлупы огромных орехов, которые служили ему тарелками, стаканами и кухонной утварью, и как мог расправил окантовывающий кафедру тростник.