Она поделилась своими соображениями с врачом, а он совершенно не удивился, сказал, что это бывает – пациент в беспамятстве нередко разговаривает с теми, кого нет рядом, и только поинтересовался, а кто такой этот Инци?

И тогда Мара начала рассказывать. Она рассказала всё, что слышала от Руфуса, а потом повторила всё это ещё и ещё, и ещё, и ещё раз, потому что послушать её рассказы собиралась вся больница – все кто мог ходить. Потом её попросили зайти к тем, кто ходить не может и повторить всё сначала. Лишь одно существо не слышало её голоса, даже когда он звучал рядом. Этим существом была её мать.

Евстафия сидела в отдельной каморке и за ней ухаживали другие медсёстры. Мара опасалась даже заглядывать в маленькое зарешёченное окошко двери ведущей в эту келью. Однажды, когда она это сделала, больная кинулась на дверь и сильно разбила себе лицо о решётку.

С тех пор Евстафия проводила большую часть дня в смирительной рубашке, а её дочь, как могла, обходила эту каморку стороной.

Однажды она застала у постели Руфуса ту самую седую женщину, которая тогда одна смогла скрутить буйно помешанную. Странная тётка стояла на одном колене и вглядывалась в лицо мальчика лежащего из-за своей раны на животе.

– Надо же! – сказала эта дама, больше похожая на воина, чем на старуху. – Вылитая Маранта, только в обличии пацанчика. Я хорошо знала его матушку, когда мы вместе служили в Гвардии Лоргина. Будем знакомы, я – Ханна!

И она протянула Маре свою руку, жёсткую, как дерево обтянутое кожей. Про Ханну Мара слышала. Она была здесь тем, кем в форте Альмери была Диана – командовала силами самообороны.

– За него не бойся, он крепыш, как и его маманя! – сказала Ханна, указывая на Руфуса.

У неё были грубоватые манеры и привычка говорить отрывисто, но в общем и целом эта женщина, весьма немолодая, но из-за некой особой бодрости, не имеющая возраста, обладала свойством располагать к себе собеседника.

– Я знаю, что он выживет, – ответила Мара, опуская глаза. – Теперь я уверена в этом. И дело даже не в том, что он крепыш. За него заступается тот в кого он верит, и в кого с некоторых пор верю я. Но это из-за меня он пострадал и только я во всём виновата…

Слёзы закапали у неё из глаз так обильно, что моментально промочили и блузку, и передник. Ханна даже поглядела ей под ноги, нет ли на полу лужи. Наверно надо было сказать что-то успокаивающее и даже может быть обнять эту девочку, прижать к себе, погладить по головке, дать платок, чтоб высморкаться, но ничего этого воительница не умела. Поэтому она просто положила руку на плечо Мары и сказала: