Чем дольше размышляю, тем чаще является видение, что наш мир – гигантский террариум, а Край – тонкая, но прочная стенка, через которую удобно наблюдать, как мы пожираем друг друга. Для таинственных наблюдателей мы всего лишь противные скользкие твари, сплетающиеся в тесные клубки и жалящие всех ядом.
Чем ярче представляю эту картину, тем крепче моя внутренняя уверенность, что именно так и обстоит дело. Нужно признаться, с тех пор, как я пришел к таким выводам, меня не покидает иррациональный страх. Я боюсь говорить о своих догадках. Мне сдается, наблюдатели не одобрят. Более того, кажется, они вовсе не добры, а наоборот – необычайно жестоки и развлечения предпочитают столь же бесчеловечные.
Возможно, это последствия krayenitovaya pil, как ее называет Димитрий, но меня постоянно преследует мысль, что мои умозаключения не приветствуются и, если я захочу ими поделиться, мне несдобровать.
Но и держать в себе, нет никакой мочи. Пусть мрачные тайны хранятся в дневниках, пока после моей кончины кто-то случайно не наткнется на эти измышления и не посчитает их безумной фантазией сумасшедшего ученого».
– Лихо завернул, – пробормотал Безуглый.
Тальберг промолчал. Факты свидетельствовали, что Шмидт мертв. Возможно, всего лишь совпадение. А если нет?
«…Скоро смогу увидеть семью. Не знаю, как описать чувство радости, меня охватившее. За что хвататься в первую очередь? Я успел накопить здесь столько вещей, что теперь, наверное, придется часть из них оставить. Можно раздать друзьям, но знакомых у меня тут почти нет, за исключением Димитрия. Он, сдается мне, потомок моего соотечественника, переехавшего сюда много лет назад, но не могу утверждать наверняка…»
– Кажется, оно, – Тальберг просмотрел следующий абзац, прежде чем пересказать вслух для Безуглого.
«…Интересное происшествие. Занимался сортировкой подопытных и перетаскивал змей в транспортировочные контейнеры. Чертовски трудно перевозить такое количество экземпляров. В подобных условиях и при относительной спонтанности доедут не все…»
В этом месте шла долгая лекция о тонкостях перевозки различных видов, которую Тальберг предпочел пропустить, тем более, почти все слова показались незнакомыми.
«Когда пытался отловить очередной экземпляр, получил укус. Не уверен, кто именно совершил этот подвиг. Может оказаться, что это молодой Boomslang…»
– Кто? – переспросил Безуглый.
– Бумсланг, – повторил Тальберг. – В словаре такого слова нет. Наверное, какое-то название змеи.