Проснулись обрадовавшиеся тревоге зачарованные пули в моём револьвере и в подсумках на поясе, засветилась изнутри кобура, и я поспешил успокоить всех своих помощников и успокоился сам. А то сижу тут, как ёлка новогодняя, понимаешь, вон даже гномы меня заметили со своей сторожевой башни, потише надо быть.

В случае чего я вполне мог навести тут такого шороху, что мало не покажется. Да и не вражеская дружина с ударной группой батальонных магов на меня наступает, это всего лишь подал голос один бестолковый, одичавший домовой.

То, что мы за весь день его не учуяли, так в этом ничего странного нет. Эти ребята, если захотят, спрятаться могут и от Лары, и от кого угодно, магия у них такая. Спрятался, значит, давно уже, следил за нами тихонько, а когда все спать пошли и я один остался, решился всё же достучаться до меня.

Я ещё раз огляделся по округе, готовясь бить сырой силой по любому подозрительному месту и шмалять из своей «Секиры» туда же, вложив в свой взгляд настолько много магии, что тени от освещённой гостиницы стали тёмно-зелёными, да и небо приняло изумрудно-чёрный оттенок, вместе с луной и звёздами.

Какой-то болотный дух в отдалении заполошно заметался, стремясь убраться от неведомой опасности и при этом не решаясь покинуть родную лужу. Потом он с писком отчаяния, с разбега нырнул в свою обитель и наконец-то всё успокоилось. Я огляделся, но никого и ничего, не было больше никаких шевелений, и на ум ещё раз пришло сравнение со склепом. Ну, или с курганом, если учесть всю эту степь и все эти горы. Вот вообще ничего, тишь да гладь.

Будить Арчи было бы глупо, он ещё и трёх часов поспать не успел, да и разбудить друга в случае реальной опасности я смогу всего лишь за пару ударов сердца, но вот идти в подвал самому, бросив пост, было бы не только ещё глупей, это было бы я даже не знаю как назвать. Люди спят, доверившись тебе, и предавать их доверие нельзя. И дело даже не в доверии, это был бы поступок идиота.

— А ну-ка, подь сюда! — я принял решение и позвал уже чётко и явственно ощущавшегося мной домового. — Давай-давай, не стесняйся!

Ошалевший и успевший уже не один раз пожалеть о собственной храбрости нечистик завозился в какой-то длинной и глубокой норе, один из отнорков которой как раз и находился в подвале гостиницы. Домовой одновременно и выходил из своего сонного, полуобморочного состояния, в которое они все и впадают без людей, и набирался смелости, и пробовал набраться надежды, чтобы избавиться от своего уже привычного отчаяния, и пытался не обращать внимание на чувство великой обиды, застившей ему глаза — да там много чего было, и он бы долго там копался, собираясь с силами, но я ждать не стал.