И тут до меня как-то враз дошло, что я ценный специалист, а не паршивая собака, что я свободный человек, а не просто ещё один голодный гончий из той орды молодых штурманят, чьё положение во флоте было чуть выше кучи в углу, наложенной неизвестно кем, и которую просто убрать некому.

Что я могу достать из дальнего угла своё поначалу несмелое чувство собственного достоинства, безжалостно запихнутое туда сапогами старшины и кулаками старшекурсников в первую же неделю моего пребывания в лётном училище, и вновь осторожно примерить его на себя. И что из этого же чувства можно быть пунктуальным и аккуратным в одежде, не под угрозой палки, а просто потому что тебе самому так нравится.

И что я могу идти туда, куда хочу, и общаться лишь с теми, кто мне лично симпатичен. Что я могу или просто тянуть лямку и жить в своё удовольствие, как делали это практически все в моём теперешнем окружении, или придумать себе какое-то собственное, только своё дело, за которое буду себя уважать.

В тот день, помню, я пришёл домой и, открыв шкаф, сначала долгим взглядом полюбовался на свою чистую, отутюженную форму ефрейтора ВВС. Внимательно рассмотрел все заработанные мной с таким трудом нашивки и значки, остановился на простых погонах с одной издевательской, как её называли, соплёй поперёк и неожиданно даже для самого себя, спокойно, без каких-либо терзаний засунул её в подвернувшийся под руку мешок.

Засунул, вышел на крыльцо, утрамбовал всё это дело ещё ногой внутрь, отрезая себе последние пути к отступлению, скрутил, увязал да и закинул одним ловким броском на чердак, с первого раза попав в открытую, по случаю лета, дверцу.

— Спасибо за специальность! — сказал я мешку на прощание, да и пошёл заниматься своим любимым делом — рассматривать одну очень интересную старую карту, да читать сопроводительные документы к ней. Тогда, да и сейчас, наверное, я всё ещё не мог назвать себя свободным человеком, но если тебе платят деньги за то, чем ты хотел всю жизнь заниматься, то чего ещё желать?

Абсолютной свободы не бывает, но есть простое человеческое счастье, и оно для меня в тот момент было объяснено простой фразой одного древнего мудреца: счастье, это когда утром с удовольствием идёшь на работу, а вечером с радостью домой. Вот так всё просто.

Примерно год я наслаждался этим состоянием, проветрил мозги и психику, успокоился, перестал прятаться от бывших сослуживцев, без тени зависти смотрел на уже капитанские погоны одного своего однокашника, довольно мудаковатого парня, если правду говорить, но всё это меня уже не трогало, у меня была своя собственная, личная жизнь.