Говоривший был на голову ниже Арины и Мони, а Шорина — так на две. Худенький, узкоплечий, он напоминал бы ребенка, если бы не седые волосы и глубокие морщины.

— Соломон Исидорович Эрлих, директор музея, — представился он, — а вы, полагаю, уголовный розыск? Давайте я вас напою чаем, а потом приступите к делу.

— Некогда нам чаи гонять, — пробурчал Ангел.

Арина строго на него посмотрела. Все-таки над манерами этого бывшего жулика предстояло еще работать и работать.

— Простите моего коллегу, Соломон Исидорович, молод, горяч, рвется в бой. Но в чем-то он прав: чем меньше людей пройдет по месту преступления — тем лучше будут следы, — куртуазно улыбнулся Моня.

— Так музей закрыт до понедельника. Спирт — дело небыстрое. Старый слить, новый залить, экспонаты, если надо, очистить от плесени и прочего… Вот и прикрыли. Так что сегодня, кроме меня, никого нет.

— Тогда чай! — решительно выкрикнул Цыбин.

В маленьком уютном кабинете Эрлиха со шкафов пристально глядели бюсты неандертальца, Ленина и основателя музея. Соломон Исидорович кипятил чайник на буржуйке, расставлял стаканы, жестянку с чаем, треснутую сахарницу с сахарином, сухарницу с галетами, а сам рассказывал об истории музея в общем и о каждом экспонате отдельно.

Арина не преминула упомянуть родителей и двухголового младенца в чепчиках.

— Мы его ласково называем Васенькой, — признался Эрлих, — он практически талисман нашего музея.

— Кроме спирта, что-нибудь еще пропало? — деловито спросил Ангел.

— Пропало? — Эрлих встрепенулся, как будто его только что разбудили. — А… Вы знаете, да. Очень странная история — из всех экспонатов пропал только один. Скальпель из диорамы «Урок анатомии доктора Рюйша». Вещь, конечно, ценная — подлинный инструмент восемнадцатого века, но вряд ли его можно кому-то продать, кроме узкого круга коллекционеров.

— Раз уж о деле заговорили, — вздохнул Моня, разомлевший от чая и музейных историй, — может, подскажете, как часто вы меняете спирт в экспонатах?

— Раз в несколько лет. В последний раз меняли в сороковом, ну вы понимаете, потом не до того было. Но сейчас — очень важно сменить, иначе возможны невосполнимые утраты. Взять, например, замечательный экземпляр раковой опухоли, вырезанный и декорированный самим основателем музея…

— То есть получается, кто-то знал, что у вас будет спирт, и пошел к вам в музей целенаправленно? — перебил его Моня, не пожелав дослушать историю раковой опухоли.

— Да все знали. То есть все сотрудники музея, постоянные посетители — мы из причины закрытия тайны не делали. В Спиртпроме тоже знали… В горсовете.