— Одного, но трехголового.

— Мило. Надеюсь, сюда вы пришли не по мою голову? Прошу прощения, у меня последняя.

— К сожалению, все куда банальнее. У меня украли чемодан.

— У-у-у-у… Ну, это не ко мне.

— Ну да, приносить пользу — это так не по-драконьи… Арина решила вмешаться в этот обмен любезностями.

— Напишите, пожалуйста, заявление о пропаже. Подробно: где украли, что украли, при каких обстоятельствах. Если в чемодане были вещи, которые вы сможете опознать — опишите их подробно.

Она скосила глаза на его пляшущие руки.

— Если вам тяжело писать, давайте я запишу под вашу диктовку.

Евгений Львович отмахнулся и принялся что-то карябать карандашом на придвинутом Ариной листе.

Когда Давыд и Арина вышли на крыльцо, Шорин вздохнул:

— А знаешь, я к этому старому пню чуть обниматься не полез.

— С чего бы вдруг?

— Во-первых, он избавил меня от твоих препирательств. А во-вторых, он из рассказов моего отца, а значит — как будто его частичка. Ну…

Шорин сделал неопределенный жест рукой, явно не находя слов.

— Я понимаю, — вздохнула Арина, погладив его по руке.

А через два дня все УГРО провожало Лику в Воронеж.

Ей пришло официальное письмо: новой улице города решено было дать имя единственной дочери Лики.

Арина помнила Олю — та иногда заходила к матери на работу.

Ординар, дочь Воздушной, она с детства мечтала о небе. В семнадцать лет пошла в первый левантийский аэроклуб. Хотя была девочкой неспортивной, даже пухленькой, — окончила его с отличием. Лика говорила, с утра до ночи тренировалась, слишком уж мечтала о небе. «Сама виновата — когда она маленькая была, катала ее на венике, чтоб не плакала», — смеялась Лика.