— Ты обещаешь? — выдавила женщина, из последних сил удерживаясь в сознании. Она потеряла безумно много сил. Плен, роды, несколько часов наедине с темнотой и болью, как физической, так и душевной. — Правда?

— Правда, — заставил я себя ответить.

Сейчас я не сомневался лишь в одном. Я найду тех уродов, которые сотворили все это. И они заплатят сполна. Долго и мучительно. Адская боль станет основой их существования до самого конца. Они будут блевать и ходить под себя, давиться собственными глазами, внутренностями или оторванными конечностями, лишь бы я сжалился и подарил им наконец смерть. Но я еще подумаю. Возможно, наказание растянется на годы.

— Больше здесь делать нечего, — сказал я. — Забираем Линду и уходим.

— Мы можем поместить ее в нашу клинику, — сказал Онежский. — Там ее обследуют и в два счета поставят на ноги. Также окажут психологическую помощь.

— Было бы здорово, — кивнул я и поднялся.

Но почти тут же упал и увяз в черноте беспамятства.

Том 2. Глава 25

Том 2. Глава 25

— Наконец-то! — шепот отозвался в голове сильной болью. — Приходит в себя!

Я разлепил веки, и по глазам тут же резануло ярким светом, отчего мозг едва не закипел.

С-сука, что ж мне так херово-то?..

Все тело ломило, дышать было тяжело, мышцы будто бы в кисель превратились, и вишенкой на торте ко всему этому — тошнота. Казалось, я сожрал по меньшей мере пару килограммов протухшего мяса, запил это пятью литрами скисшего молока и теперь желудок понемногу начинал подозревать: что-то не так.

— Глаза открыл, — надо мной навис размытый силуэт. Я все ждал, когда зрение обретет четкость, но…

Лишь по голосу я догадался, что передо мой Артур Арсеньевич.

— Привет, — прохрипел я, едва ворочая языком. — А я вот приболел слегка.

— Слегка? — судя по всему, мой блистательноголовый соратник был в шаге от того, чтобы запаниковать. — Илья, проблема очень серьезная.

— Вот как? — то, что все хреново, я чувствовал и сам, но хотелось бы подробностей. — Может просветишь?

— Лучше позову Григория, он в этом лучше разбирается, — физрук исчез из поля зрения, и в этот же момент мне стало еще хреновее.

Сердце заколотилось, в глазах потемнело, а до ушей донесся отчаянный электронный писк. Похоже, меня подключили к каким-то приборам, и сейчас, почувствовав, что мое состояние ухудшилось, те устроили истерику.