Я смерила ее взглядом, сдержав желание съежиться от яда в ее голосе. Она не знает обо мне абсолютно ничего, а уже ненавидит меня всю как есть, до мозга костей. Я – Крест, и это все, что ей нужно и хочется знать.
– Готова спорить, с тобой в жизни не случалось ничего страшнее сломанного ногтя, – прошипела мне девица.
– Лейла, иди займись своим делом. Охраняй фасад, – велел ей Джуд.
Лейла бросила на меня последний обжигающий взгляд и ушла, как было приказано. Надо мне быть с ней особенно осторожной. Такая не плюнет на меня, если я буду гореть. Впрочем, как и все остальные.
– Я хочу, чтобы ты прочитала вслух вот это письмо к твоему отцу, – сказал Каллум и вручил мне лист бумаги с ролью. Поднял камеру, чтобы видеть превью.
Я посмотрела на бумагу. Если он думает, что я прочитаю отсюда хотя бы строчку, он спятил. Я смяла лист, зашвырнула в угол и заорала в камеру:
– Папа, ни пенни им не давай!
Каллум опустил камеру, но не успел сказать ни слова: Джуд перелетел через комнату, схватил меня за оба лацкана куртки одной рукой и влепил мне затрещину, а потом яростно встряхнул:
– Ты здесь не командуешь! Здесь командуем мы! И ты будешь делать, что мы говорим, или не уйдешь отсюда живой. Поняла?
Я потерла щеку и проглотила слезы.
– Ты будешь
Он так внезапно отпустил меня, что я упала спиной на кровать и стукнулась головой о кирпичную стену позади. Джуд выпрямился и пошел к выходу, но приостановился, поравнявшись с Каллумом.
– Проследи, чтобы она не рыпалась, – сказал он так, чтобы я все слышала.
Миг – и он исчез.
Я подумала, не попробовать ли сбежать, но между мной и дверью стоял Каллум, а кроме того, судя по шагам снаружи, входную дверь караулила эта девица – Лейла. А Джуд уложит меня на месте не задумываясь, если сочтет нужным. Надо выждать. Только бы унялся звон в голове: тогда можно будет нормально думать. Только бы в животе перестало так резать – тогда можно будет хотя бы сесть без боли. Только бы… Только бы…
Надо его разговорить. Заставить его вспомнить меня, вспомнить, какими мы с ним были раньше. Чтобы он снова стал думать обо мне как о человеке с именем, мыслями и чувствами, а не как о пустом месте – ведь сейчас он, похоже, именно так меня и воспринимает.
– Каллум, я понимаю, почему ты решил так поступить, – начала я. – Честное слово. Но это не выход.
Ничего.
Но я не сдавалась.