“Час от часу не легче…”

— Ладно, давайте свои бумажки. Где расписаться?

Мужчина показал пальцем на маленькую черточку внизу документа:

— Вот здесь и здесь. Спасибо, Александр Александрович. Всего вам доброго!

В тот же день начался облет разрушенного реактора. Александр вместе с вертолетчиком пролетали над черной пастью энергоблока раз за разом, но специальные приборы ничего не показывали. Проведя бессонную ночь, незадачливый физик-ядерщик вновь отправился на поиски радиоактивной утечки — и снова ничего. Уже на третий день, кое-как разобравшись, Боровой, выйдя из вертолета, начал сильно кашлять и задыхаться будто от нехватки кислорода.

Удушающий кашель мешал спать, несчастный ученый промучился до самого утра и, не спавши, отправился на правительственное заседание, где ему предстояло рассказать о результатах исследования.

Александр, едва переступив порог штаба, рухнул на пол без сознания — голова в один миг закружилась, ноги подкосились, и все это время ему казалось, что он крепко спит, погрузившись в сон. Сначала его трясли как мешок с мукой, и, когда ученый не пришел в себя, военные подхватили его под руки и надавали пощечин. А потом усадили, когда физик-ядерщик распахнул веки и с удивлением уставился на людей, сидящих в зале.

Он попытался затесаться в углу, но заметил пристальный взгляд председателя:

— Что нам скажет наука, если она, конечно, уже проснулась?

С ним остался и Игорь Костин, тот самый фотограф, что с первых дней аварии находился на станции и делал множество фотографий, рыская то тут, то там, раздражая своим присутствием немолодого ученого. Конечно, это были его личные тараканы — Мила бы никогда ему не изменила, даже если бы осталась одна среди мужчин, — но мужское самолюбие неистово страдало, исподтишка зализывая раны.

Костин однажды заметил недобрый взгляд ученого:

— Ты дуешься на меня, потому что тебя назвали трусом?

Александр похолодел. Это произошло в том же восемьдесят шестом, когда на очередном заседании присутствовал прокурор из генеральной прокуратуры — заявился, не запылился. Он с выдержанным терпением выслушал речи физика-ядерщика (хотя в его глазах свирепствовала самая настоящая ярость) и вдруг заявил:

— В Чернобыле нет места трусам!

Невыносимый галдеж в миг прекратился, наступило гробовое молчание. Находящиеся в зале люди посматривали на Борового и его разгневанного собеседника, в их глазах был полнейший шок. Александр тогда не выдержал, встал и удалился из зала, громко хлопнув дверью.

Боровой зло взглянул на фотографа:

— Ты цепляешь местных девчонок. Мне это не нравится.