– Зачем нам знать имя будущего трупа, Ульсон?

– Затем, что иногда это полезно, Свенсон, – он повернулся к сидящей на земле эльфийке, – Так как тебя зовут, – снова смешок, – бесстрашная воительница?

Пленница гордо вскинула голову и произнесла, со всем возможным величием, на которую была способна напуганная и связанная дочь лесного народа:

– Фя фефе фыфофефо, фынфефа Фуфынфифель!

– Как-как? – переспросил, не поняв, Ульсон

– Ну что тут непонятного. Она говорит: " Как же выпить хочется, наливай скорей!" – перевел Свенсон с "кляпного" эльфийского диалекта на гномий, – Ну, или: " Я же страдаю от одиночества, возьми меня скорей", – лицо гнома густо покраснело под бородой, когда до него самого дошел смысл последней фразы.

Ульсон с недоверием покосился на брата, ставя под сомнение его способности, как лингвиста-переводчика и, подойдя к эльфийке, выдернул у нее изо рта кусок грязной тряпки, мешающий ей членораздельно изъясняться.

– Говори!

– Я, ее Высочество, принцесса Улиндиэль!