Киндл повернулся к окну.

— День.

— А это снег?

— Пепел.

— Пепел?! — с изумлением воскликнул Киндл и уставился в окно.

Киндл был прав: он слишком много времени провел без сна. Посмотрев на карту, Мэтт понял, что названия ближайших географических объектов звучат угрожающе. Грозовая долина. Ручей Ядовитых Пауков. Малый Колдовской ручей.

«Лекарств осталось совсем мало», — подумал Мэтт.

Фургон ехал до безумия медленно. Пепел не переставал падать. Трудно было поверить, что Земля могла извергнуть столько пепла и так выгореть.

Мэтт где-то читал, что вулканический пепел богат фосфором и другими микроэлементами. Земля в этих краях будет удобрена на долгие годы. Что вырастет здесь через год, через два?

Стрелка спидометра балансировала на отметке десять миль в час.

Чем дольше тянулся день, тем сильнее Мэтта одолевала мысль: Бет может умереть.

Много часов он старался не думать об этом. Боялся. Позволив себе такие мысли, сказав такие слова, не повлияет ли он на исход? Не призовет ли смерть, назвав ее вслух?

Но избежать этого было нельзя. Чрезвычайная ситуация требовала внимания с его стороны. Бет могла умереть. Умереть, даже если бы он нашел больницу с рабочим оборудованием и сделал переливание крови… что с каждой минутой становилось все невероятнее.

Следовало подготовиться к этому.

В конце концов, он сам выбрал жизнь в мире, где люди не просто могли умереть, а неизбежно умерли бы. В смертном мире.

Он вспомнил Контакт. В сумерках, на пустоши, воспоминания вернулись легко. Он мог выбрать другой мир — мир, где смерть отложена на неопределенный срок, мир бесконечных знаний… Больший Мир, как его называли.

Мир без убийств, пожаров, старения, зла. Селесте нравилась одна пьеса, «Страна, желанная сердцу». Автора Мэтт не запомнил. Какой-то сентиментальный викторианец. Вцепившись окровавленными руками в руль, Мэтт отчетливо вспомнил, как Селеста читала вслух, как будто она вдруг оказалась рядом с ним:

Мэтт подумал, что именно это контактеры и построили в прерии. Удивительная круглая гора была их миром из пламени и рос.