Эстербрук еще какое-то время разглядывал ее; морщинки в уголках его глаз делались все заметнее. Наконец он еще раз отвесил Гвендолин короткий поклон и, действуя правой рукой, расстегнул пряжку на поясе с клинком. Тот брякнул об пол.

— Что вы делаете? — сердито окрикнула его мать.

— Миледи, — вежливо ответствовал ей Эстербрук, — мисс Гвен угрожает мне смертельно опасным оружием, которое она вполне способна пустить в ход.

— Она этого не сделает, — отрезала мать. — Только не против вас. Или членов своей семьи.

Гвендолин охватило чувство бессильной досады; конечно, мать была права. Совершить подобное немыслимо, — но она не намеревалась и дальше влачить жизнь в тесных стенах особняка Ланкастеров, выбираясь наружу лишь ради бессмысленной, бесконечной, невыносимо скучной череды балов, обедов, концертов и школьных занятий. Дать матери разоблачить свой блеф она никак не могла.

Поэтому, немного сместив прицел, Гвендолин позволила вжатому в ладонь кристаллу выпустить вперед блистающий залп эфирной энергии.

Последовали жуткий свист внезапно рассеченного воздуха и ослепительная вспышка. За ними оглушительный грохот, вроде грозового раската, и мраморная статуэтка, стоявшая на пристенном столике за спиной у Эстербрука, взорвалась, взметнувшись облаком пыли и мелких осколков. В наступившей за взрывом тишине камешки застучали, запрыгали по полу и успокоились лишь через несколько секунд.

Мать стояла не сводя с дочери широко раскрытых глаз: рот приоткрыт, одна сторона лица покрыта тонкой мраморной крошкой. Куртка Эстербрука тоже заметно пострадала от пыли, но он даже бровью не повел.

— Капитан, — обратилась к нему Гвендолин, — прошу, продолжайте.

— Мисс, — вновь склонил голову тот. Стараясь не шевелить опущенной левой рукой, он очень медленно высвободил пряжку боевой перчатки и позволил ей упасть на пол.

— Благодарю вас, капитан, — сказала Гвендолин. — Два шага в сторону, пожалуйста.

Эстербрук повернулся к матери, развел руки в безмолвном жесте бессилия и сделал несколько шагов назад и в сторону от своего оружия.

— Нет! — фыркнула мать. — Нет…

Тремя стремительными, широкими шагами она отошла к дверям покоев; их обитую медью древесину доставили сюда из смертельно опасных лесов затянутой туманом Поверхности. Несколько поворотов ключа — и дверь оказалась заперта. Мать вернулась на прежнее место с ключом в руке и с гневно вздернутым подбородком:

— Ты покоришься моей воле, дитя!

— Должна заметить, мама, — вздохнула Гвендолин, — если продолжать беседу в прежнем ключе, мы разоримся на ремонте.