Вечером, после триумфальной победы Сумеречной, Намир стоял на часах, когда из разведки в ближайшем поселении вернулся сержант Фектрин. Инородец передал ему донесение и велел бегом доставить его капитану Ивону.

— Всем однажды придется встретиться с Горланом, — сказал Фектрин, завивая усики.

Намир не стал спрашивать, откуда инородец знает, что ему еще не приходилось встречаться с капитаном. Он почему-то был уверен, что ответ его не обрадует.

Намир пару раз видел Горлана издали и иногда слышал его объявления по интеркому «Громовержца». О капитане он знал только по рассказам своих товарищей. Войска уважали своего командира, доверяли его решениям и спокойно относились к исходу сражений. Намир и прежде не раз видел такое почтение. Он даже ощущал его, хотя сам тогда был совсем ребенком.

Странно было, что такие ветераны, как Гадрен и Норокай, ведут себя как новички, едва только принятые в клан малкани. Они могли изображать цинизм, но все равно верили в миф своего командира.

Это беспокоило бы Намира больше, будь Горлан более требователен в отношении роты, но капитан не устраивал смотров, и никто не шел в бой с его именем на устах. Он был краеугольным камнем Сумеречной, но если бы кто-нибудь спросил, за что они воюют, никто не ответил бы «за капитана Ивона».

Так что за два месяца Намир ни разу не встретился с капитаном лично. Больше ему такой роскоши не представится.

Когда Намир вошел в командирскую палатку, лейтенант Сайргон повел его дальше — по мозаичной, похожей на бумагу дорожке к глинистым холмам улья. Он нашел Горлана на внешнем периметре лагеря, передал донесение Фектрина, рассказал, что разведгруппа не обнаружила в гражданском поселении никаких укреплений и следов нанесенного урона. Капитан кивнул, вкратце изучил донесение, потом посмотрел на дорожку.

— Рядовой Хазрам Намир, — Горлан выговаривал каждое слово так, будто пробовал его на вкус, — пройдемте со мной.

Он пошел, не дожидаясь «есть, сэр», и Намир поспешил следом. Капитан был почти на голову выше Намира и шагал быстро.

— Последние тридцать шесть часов, — заговорил Горлан, — у меня в голове крутится «Песнь Лоужуун». — Он постучал себя пальцем по лбу, словно подчеркивая слово «голова». — Половину стихов не помню, а сама опера в Империи запрещена. Я все искал, но так и не нашел ни одного экземпляра.

Намир продолжал идти с каменным лицом.

— Не уверен, что смогу в этом помочь, — сказал он. Никто даже не намекал, что капитан может быть опасен, — в крайнем случае его называли чудаковатым, — но сейчас он решил тщательно подбирать слова. По опыту Намира, власть делает людей непредсказуемыми.