Когда ж я уже смогу нормально поучиться обращаться с тем, что отнял? Достало уже выезжать на одной лишь интуиции!

— Ты чего встал, сиятельство? — запыхавшись, проговорил нагнавший меня Минин. — Передумал?

А он был шустр, несмотря на то, что сперва показался мне здоровенной неповоротливой горой. Ленка, почти что вывалив язык на плечо, тоже нас нагоняла.

— Придумал кое-что, — отдышавшись ответил я и попытался сосредоточиться.

Это было самым тяжелым. Разные дары текли во моей крови словно потоки нескольких ручьев, что впадают в реку. Трудно было вычленить из этой массы энергии нужную струйку. Особенно сейчас, когда сердце колотилось от нагрузки, времени было мало, а меня окружали люди, которым мое колдунство было поперек горла.

Один из инструкторов вскрикнул со смесью досады и испуга, когда его конь остановился как вкопанный перед какой-то темневшей полоской земли. Не то ров, не то овражек. Уже почти лес.

Черт. А лошадь Люси перемахнула через него так лихо, что только копыта сверкнули.

Я глубоко вдохнул и выдохнул. Так, Хруст, спокойно. Концентрация и отрешенность. Сим победишь.

— Ты чего задумал? — озадаченно прогудел Минин.

Ленка тут же на него зашикала.

— Тссс! Кажись, колдовать будет.

— Эээ…

— Всем тихо! — прорычал я, не открывая глаз. — Мне нужно сосредоточиться. Не отвлекайте.

— А что ты надумал…

Митя заткнулся, когда маленькая, но юркая Ленка больно его куда-то ткнула. Судя по вышедшему из его легких звуку, под дых или в живот. Мелкая, но боевая.

Не проще всего было работать с силой, визуализируя то, что я делал. Еще мне казалось, что каждая сила звучала по-своему. Вот, например, фамильный дар Оболенских — дар воинов — я видел как плотный серый дым, а звучал он звоном стали. И даже пах чем-то металлическим, как свежая кровь и раскаленное железо.

Дар Драганы слился с моим и, казалось, сделал краски глубже, запахи ярче, а звуки — громче. Поэтому сила воина все еще была моей основной.

Дар Софии — наследство русалок — был цвета глубокой воды под хмурым небом. Темно-синий, пах водорослями и рекой, и звучал как журчание льющейся воды. И иногда в этом потоке, словно хрустальные колокольчики, звенели голоса морских дев.

Дар Артура, с которым я толком даже и не познакомился, пах озоном и воздухом перед грозой. Почти прозрачный, бледно-голубой. В нем были слышны шелест листьев на ветру, рокот далекого грома, тревожное замирание природы перед ураганом.

И я выбрал именно его. Ветер сейчас мог мне помочь.