Она вонзила лезвие в собственное сердце и упала за несколько секунд до того, как океан добрался до ее тела. Но она знала, что умрет раньше, чем это произойдет. Оказалось, что кинжал жалит не так больно, как она предполагала, и Жнец Кюри улыбнулась. Это было хорошо. Очень хорошо.

Роуэну и Ситре, заточенным в Подвале Реликвий Прошлого и Грядущего, гибель Стои показалась медленным движением куда-то вниз – спуском на лифте. Магнитное поле, которое поддерживало куб в подвешенном состоянии, смягчило удар о дно, располагавшееся на глубине в две мили. Но, вероятно, сила магнитного поля иссякнет со временем; внутренний куб ляжет на пол куба внешнего, а стальные поверхности, выведя наружу остатки тепла, впустят внутрь холод океанской бездны. Но это случится не сразу.

Роуэн огляделся и заметил роскошные мантии Основателей.

– Эй! А может, переоденемся? Ты станешь Клеопатрой, а я Прометеем?

Он подошел к манекену, на котором была надета фиолетово-золотистая мантия Верховного Лезвия Прометея, и надел ее на себя. Затем взял мантию Клеопатры, сшитую из перьев павлина и шелка. Ситра выскользнула из своей собственной мантии, а Роуэн опустил на ее плечи мантию ее великой предшественницы.

Она была подобна богине. Единственный человек, который мог бы воздать ей должное, – художник эпохи смертных – только они были способны обессмертить красоту мира с гораздо большей страстью и правдивостью, чем ремесленники века бессмертных.

И когда он обнял ее, стало совсем неважно, что происходило за стенами их маленькой, замкнутой вселенной. В эти последние минуты их жизни важным был только момент слияния, когда двое наконец стали единым целым.

Глава 47 Звук и тишина

Глава 47

Звук и тишина

В ТОТ МОМЕНТ, когда остров Стоя ударился о дно океана, а его стойкое сердце, бившееся двести пятьдесят лет, остановилось; когда свет в склепе, укрывшемся в недрах склепа, погас…

…«Гипероблако» издало крик.

Этот крик начался с воя тревожных гудков. Сперва зазвучали два или три, но затем все больше и больше устройств взревели и вступили в поднявшуюся какофонию. Пожарные сигналы, сирены, оповещающие о торнадо, гудки, звонки и свистки, миллионы и миллионы рожков и труб – все как один исторгали из себя отчаянный, исполненный горя звук.

И это было еще не все!

Ожили все громкоговорители в электронных устройствах, все головные телефоны, все прочие источники звука, созданные современными технологиями, – они разразились истошным криком, звоном, свистом, верещанием; и люди по всему миру упали на колени, прикрывая уши от этого оглушительного рева. Но ярость и горе «Гипероблака» были неутолимы.