– А вы чудак, Хорэс. – Голос лорда Хо-Хо раздался, как пощечина. – Доводите себя невесть до чего из-за пустяков. В чем беда-то? Вы выиграли…

Из сумрака поспешно выскочила белая штуковина. На Хоррора она налетела так быстро, что он не увидел ничего – лишь смазанный образ кости. Он вымахнул свою бритву и исторг дорожку слабой крови из силуэта, который уже скатился, цокая, ему по спине. Казалось, штукенция впилась зубами ему в куртку, и он изогнулся, стаскивая с себя одеянье. Оно упало на пол. Хоррор отступил на шаг и чиркнул лезвием вперед. Вокруг него затанцевали серые волосы и покрытье шкурки. Он перевел взгляд вниз. На падшей куртке его, обнимая ее, свернувшись эмбрионом, лежала истощенная изможденная фигура человека. Погребальная фигура, обернутая в куртку, в зародышевой хватке.

– Земля Манделы! – воскликнул Хоррор. Экзотические анютины глазки, настурции, морские анемоны. Флора и грибы полуночного солнца. Этиолированные духи и отсеченные головы. Электронные обезьяны.

Обезьяно-троника. Клей. Утиные пресервы, обогащенные gavage, приготовленные так, что мясо тает. Cassoulets. Тушеные бычьи хвосты. Foie Gras. Линии прыщиков. Фаршированные гуси. Маринованные колбаски. Живи хорошо, умирай трудно.

– Лишь налейте мне рюмашку Стар-Златого Арманьяка, – хмыкнул Хоррор. – С его букетом давленого кармелского чернослива. – Ноздри его расширились, дыханье поступало тяжкими рывками.

На него кинулась еще одна белая фигура, суетясь поближе к земле. Хоррор поначалу думал, что это пес-альбинос, потому выкинул вперед ногу. Но то была женщина. Он попал ей в ребра, и она опрокинулась набок. Какой-то миг ее изнуренное белое лицо с большими скорбными глазами впитывало его. Один проворный взмах бритвою закрыл ее.

Хоррор выпел:

В голове Хоррора звенели ирландские волынки.

– Хорэс, вы что это делаете? – Озадаченный Уильям Джойс наблюдал за тем, как Хоррор выписывает пируэты, изрекает белиберду и сам с собою танцует. Лишь тревожное присутствие двух бритв с костяными рукоятками отделяло эту сцену от фарса. Хоррор передал слишком уж много домовин.

Шварц покинула еще одна белая тварь и перелетела через стол. В ее крабьем рту мелькнул яростный красный язык, и все запрокинутое лицо Хоррора обдало моросью слюны, черной и густой, как нефть-сырец.

С уст его сорвалась симфонья гиканья. Он отпал назад, подхватив фигуру – туго сжав ее руками – в злорадной жиге. Хоррор дозволил этому человеку всего один поцелуй, затем бритва его безмятежно подкралась ниже, кастрируя его единым решительным росчерком.