В растерянности я потянул мертвеца за руку. Был он большим и очень тяжёлым.

— Матвей Михайлович, что вы делаете? — удивилась фрейлина Аматуни́. — Используйте же Яр.

Точно! Мне, прожившему всю жизнь пустышкой, и в голову не пришло воспользоваться силой Яра для поднятия чего-то тяжелого. Или кого-то. Скажем, мёртвого наглеца.

Делая пассы руками, я представил, что надеваю огромные перчатки и поднимаю ими тело Гурие́ли. Труп действительно поднялся в воздух. Сделав взмах руками, я выбросил его в окно.

— Никогда раньше не видела, чтобы кто-то так размахивал руками, поднимая что-то, — задумчиво сказала фрейлина.

— Елизавета Георгиевна, если вы хотите, чтобы я называл вас другом, то никому не рассказывайте, что я использовал Яр. Это секрет, — спохватился я.

— Конечно, Матвей Михайлович, — кивнула она. — Прошу вас, если удобно, перейдём на «ты».

— Хорошо, Елизавета.

— Уведи меня отсюда, Матвей, тут есть другие комнаты? — попросила она.

Я кивнул. Кто-нибудь мог услышать всплеск от падения тела Гурие́ли в воду и предположить, из какого именно окна выпало тело. Нужно было перейти на другую сторону дворца. Я посмотрел на часы, моя смена уже закончилась, сейчас заступят другие стюарды и фрейлины, а когда празднество закончится, обычные, неблагородные, слуги придут прибираться.

Я открыл дверь и осторожно выглянул, чтобы убедиться, что нас никто не увидит. Мы выскользнули в коридор и перешли на другую сторону парящего дворца. Там я открыл отпечатком пальца дверь в точно такую же комнату. Пропустив вперёд Елизавету, я вошёл сам и, оперевшись на дверь, вздохнул с облегчением.

— Сколько тебе лет, Матвей? — спросила фрейлина.

— Восемнадцать, — поднял глаза я. — А тебе?

— Тоже восемнадцать, — она посмотрела на меня, не моргая. Я почувствовал, что тону в чёрных озёрах её больших глаз.

— Я тебя раньше не видел… — начал было я, как вдруг она сделала шаг ко мне, прижавшись ко мне своей упругой грудью. У меня перехватило дыхание. Я почувствовал, как её сочные губы касаются моих, как её тонкая изящная ладошка начинает хозяйничать в моих форменных брюках.

— Матвей, — шептала она, продолжая осваиваться с содержимым моего нижнего белья, — поверь мне, я так в первый раз… и вообще в первый… я просто чувствую, что так правильно, что ты…

Я собрал все свои силы и отстранил от себя фрейлину.

— Елизавета, тебе нужно прийти в себя, поезжай домой, наша смена закончилась, — как можно строже сказал я.

Она продолжала что-то лепетать, затем как-то вдруг расплакалась. В комнате была небольшая душевая с раковиной и зеркалом, где я помог ей умыться и привести себя в относительный порядок. К счастью, от природы яркая Елизавета Георгиевна в силу молодости пренебрегла в этот вечер косметикой, так что никаких потёков туши её слёзы не вызвали.