Жак оглядел всех взволнованным взглядом и продолжил.

– Господа, прошу вас предоставить к осмотру оружие, которым вы намерены драться. Господин герцог!

   Капитан демонстративно отстегнул перевязь с мечом и, бросив её в руки ординарца, произнёс.

– Я выбираю такое же оружие, как и мой противник, чтобы дать ему видимость надежды на победу. – губы герцога растянулись в улыбке – С чем намерен выйти на бой ваш подопечный, господин Хэрн?

   Канн оскалился в улыбке и вернул шпильку капитану.

– Мы приняли решение не использовать магию, чтобы потом не говорили, что шансы у господина капитана были минимальные, поэтому выбрали простой бойцовский шест. – он жестом указал на прислонённый к стене храма мою палочку.

   Меня же вся эта перепалка наводила на мысль о тщательно срежиссированном представлении, где зрителем и неосторожным участником стал наравне со всеми и я. Как-то всё отрепетировано. Но, тем временем, представление продолжалось.

   Герцог картинно развернулся и знаком велел подать себе копьё.

– Сними наконечник! – дал он команду.

   Меня ни о чём никто не спрашивал, а если и обращались, то на все вопросы тут же отвечал Хэрн, не давая мне даже рта раскрыть. Я чувствовал, что меня просто ведут, как барана на бойню, вернее, подводят к чему-то давно решённому. И это меня раздражало.

   Вот мы встали напротив друг друга. Мандража во мне нет. Я настраивал себя на бой и бой жёсткий. Герцог – это очень серьёзный противник. Он расслаблен и естественно не воспринимает меня, как противника. А зря, Хэрн тоже небольшого роста, а у него поединки даже гвардейцы первой сотни не могли выиграть. А я всё-таки иной раз и огрызался в учебных боях с ним.

   Поэтому и смотрел в глаза капитану без страха, а скорее с азартом и ожиданием.

   Секунданты разбрелись, перемешались и встали, образуя большой круг, внутри которого и застыли друг напротив друга мы с герцогом. Жак медлил с командой на бой, чего-то ожидая, задавая несущественные вопросы и отвлекаясь по мелочам. Но вот он дал слово противникам и, как всегда, первому предоставил его герцогу.

   Капитан стоял, молча меня рассматривая. Явно что-то решая, давно обдуманное. И то, что он задумал, мне начинало очень не нравиться.

– Господа! – наконец обратился он к собравшимся – Я, как сторона, сделавшая вызов, обладая властью семьи, решил, что слова молодого человека, вызвавшие у меня вчера в душе такое резкое осуждение и протест, заставившие бросить вызов, звучали хоть и грубо и невежливо,… но справедливо! – тут же раздался удивлённый гул голосов и возгласов – Осмыслив услышанное в спокойной обстановке я сделал вывод, – внешне спокойно продолжил герцог – что он нам указал на те постыдные действия командования, приведшие к разгрому армии, он рассказал о малодушии некоторых благородных, забывших долг и спасающих только свою шкуру и вслух озвучил то, что каждый и сам в душе чувствовал. Но озвучил он это с такой детской непосредственностью и искренностью, что и задело мою, легкоранимую душу.