Все бесполезно.
Он грустно покачал головой.
— Мне велено сидеть дома, — сказал он. — Мои не пускают.
Последовала пауза.
— Адам, — слегка смущенно спросила Пеппер. — А что же вчера произошло?
Адам пожал плечами.
— Да ерунда всякая. Неважно, — бросил он. — Вечно одно и то же. Стараешься помочь, а все думают, что ты навредил.
Приятели помолчали, грустно поглядывая на их упавшего духом предводителя.
— И когда же они разрешат тебе гулять, как ты думаешь? — спросила Пеппер.
— Лет через сто. А может, через двести. Я уже состарюсь к тому времени, — проворчал Адам.
— Может, завтра? — спросил Уэнслидэйл.
Адам просиял.
— Ну, завтра все будет прекрасно, — заявил он. — К завтрашнему дню они обо всем забудут. — Он посмотрел на них исподлобья, словно нечесаный Наполеон с развязанными шнурками, изгнанный на Эльбу, огороженную розовыми кустами. — А вы идите, — с глухим смешком сказал он. — Не стоит за меня переживать. Все будет в порядке. Завтра увидимся.
Они колебались. Преданность — прекрасное качество, но не следует вынуждать лейтенантов выбирать между опальным генералом и цирком со слонами. Они убежали.
Солнце сияло. Дрозд пел. Барбос махнул хвостом своему хозяину и начал охотиться на бабочку в траве возле зеленой изгороди. То была внушительная, крепкая и неуязвимая изгородь из густой аккуратно подстриженной бирючины, и Адам отлично знал об этом. А за ней простирались поля, замечательные грязные канавы, недозрелые плоды и разгневанные, но медлительные владельцы фруктовых садов, а также цирки, запруженные речки, заборы и деревья, просто созданные для того, чтобы лазать по их веткам…
Но живая изгородь была непроходимой.
Адам глядел задумчиво.
— Барбос, — строго сказал Адам. — Отойди от изгороди, ведь если ты перелезешь через нее, то мне придется побежать за тобой, то есть выйти из сада, а мне велено сидеть здесь. Но мне пришлось бы… если бы ты убежал.
Пес возбужденно прыгал на одном и том же месте.
Адам осторожно оглянулся вокруг. Потом, еще более осторожно, заглянул сначала Наверх, а потом и Вниз. И, наконец, Внутрь.