Он выпрямился, прислонился спиной к перекладине, закрыл глаза и судорожно выдохнул. Лучше бы я на него не смотрела. Вместо лица — страшная маска из фильмов ужасов.

Я не знаю, как он это делает, а только через минуту Геллан пришёл в себя — стал привычным, таким, как всегда. А ещё минут через пять очнулась Мила — открыла глаза, синие, как у брата…

Я натянула бодрую улыбку и сияла, словно солнце жарким летом:

— Привет. Ну ты нас и напугала, подруга!

Мила неуклюже опёрлась на локти и села.

— Где я?..

— В повозке, домой едем. Маленькое приключение. Всё хорошо, не переживай. Ни за что бы не подумала, что кто-то ещё от этого падает в обмороки.

— От чего от этого?

Она не заикалась. Поводила головой, смотрела то на меня, то на брата.

— Геллан, ты бы прогулялся? Нам пошушукаться надо по-девчоночьи.

Он молча откинул полог и легко, на ходу, спрыгнул с повозки.

— Ты не переживай, — я убрала влажный локон с Милиных глаз, — все девушки проходят через это. Просто… у тебя девичье недомогание, ага. И всё такое… Ну, не могла же я сказать это при Геллане…

— Дара…

Я машинально несла ещё какую-то пургу, пока не споткнулась о внимательный Милин взгляд.

— А?..

— Я слышала всё. Каждое слово. На ярмарке… и здесь… когда вы с Гелланом…

Не знаю, видел ли свет более дурацкого лица, чем у меня в тот момент. Я прям чувствовала: на лбу можно писать километровые диагнозы слабоумия…

— Не говори Геллану, — попросила Мила, — пусть думает, что я не знаю.

— Может, всё не так уж и печально, — пробормотала я, сдуваясь, как плохо завязанный воздушный шарик.

Мила покачала головой: